Миллионщица
Шрифт:
Вася родился и возрос в определённой среде, далёкой от философских и этических мудрствований, но принадлежал к той категории мужчин, которые, сойдясь с женщиной, подспудно, неосознанно, не вследствие умственных размышлений, а благодаря врождённым свойствам, наделяют ту неким возвышенным началом, идеализируют её и готовы служить и душой, и телом, и даже терпеть тиранию.
Машина мчалась по шоссе, обгоняя редкие грузовики, Вася щурился на солнце, деликатно выдыхал дым в открытое окошко. Вёл легко и уверенно, объезжая проплешины в асфальте. Клавдия сосредоточенно смотрела вперёд,
– Я бы мог помочь со строительством, топор в руках держать умею, ну а бетон мешать – нехитрое дело, – в Васином голосе проскальзывали улещивающие интонации, словно просил сделать одолжение. – Бабок-то у тебя много?
Вопрос был провокационным, а откровенность не относилась к качествам Клавдиного характера.
– На ограду хватит, – бросила коротко.
– Куда тебе одной за такое дело браться? Вообще-то на какие шиши строить собираешься?
– Скотину разведу, в деревне выросла, знаю, что к чему и почём. Тебе-то что за печаль? – Клавдия глянула искоса, качнувшись, привалилась плечом и, обретя равновесие, сидела так пару минут.
– Да я вот чо хочу сказать, – Вася выбросил окурок, помолчал, набрал воздуха, выдохнул: – Давай распишемся! Построимся, будем жить в новом доме, а квартиру сыну отдай. Сама подумай – на фига ему крестьянская изба да скотина? Кралю с собой привезёт, прям вот пойдут они в Мыски жить, квартира для молодых в самый раз – двухкомнатная, ванная, нужник тёплый. Ещё и приедет ли сюда жить? Он у тебя где учится? Там, поди, и работу найдёт, а квартиру обменять можно.
Последний вопрос Клавдия пропустила мимо ушей, на сделанное предложение ответила уклончиво:
– Поживём – увидим. Расписаться, говоришь? Вот погляжу, что ты за мужик, тогда и решу. Пока знаю, как ночью трудишься, а это дело нехитрое. Мне надо, чтоб от мужика в доме толк был, а не так – с утра ищет, чем опохмелиться. Учти на будущее – всяких бомжей да алкашей терпеть не могу. Не знаю, что у тебя за друзья, ко мне не води – выгоню. Понадобится – сама найду. И сам от бутылки держись подальше. Ну конечно, мужик есть мужик, иногда и разговеться можно, но не так – каждый день да через день. Вот такое моё первое условие, – закончила Клавдия твёрдым голосом.
– А второе?
– Второе и третье после узнаешь. Это главное.
«Жигули» нырнули с покрытой остатками асфальта проезжей части на вытянутую вдоль изб узкую луговину, весело желтеющую бодренькими одуванчиками, и подкатили к родительскому подворью. Отец вытолкал за ворота москвичёвский прицеп и возился с колёсами. Поднявшись на ноги, поздоровался с дочерью, потёр тыльной стороной испачканной
– Мать в избе управляется, – сообщил мимоходом.
Оставив мил-дружка знакомиться с предполагаемым тестем, Клавдия отправилась на собеседование с матерью, надеясь заручиться её поддержкой. Окунувшись в аромат черёмуховой кипени, подошла к чисто вымытому крыльцу. Дружок, пёс из породы деревенских дворян, привязанный у стайки, заголосил тонко, по-щенячьи, улёгся на живот, забарабанил по земле хвостом. Клавдия не выдержала, приблизилась к возрадовавшейся собаке, потрепала за уши, дала лизнуть руку.
Мать стояла у пылающей грубки, варила вечное свинячье пойло, пекла блины. При виде вошедшей дочери, всплеснула руками:
– Ой, доченька, как сердце чуяло, блины вот затеяла. Старый изругал – только и возишься у плиты целыми днями, лучше бы отходы перемолола. Осерчал, ушёл прицеп ладить. И на кой он ему сейчас сдался, чёрту старому.
– Я, мам, не одна, с другом приехала, – сообщила дочь, освобождаясь от верхней одежды.
Мать покачала головой.
– За сорок тебе уж…
– Ну, оставим, надоело, – Клавдия, сжав ладони коленями, села у стола, сердясь на себя за прорвавшееся раздражение, не только не соответствующее настрою предстоящего разговора, но способного помешать ему. Мать сама заговорила на нужную тему.
– Ну чо, про мясо-то узнала? Отец по десять раз на дню вспоминает, каки-то запчасти к «Москвичу» нужны. Да ты, поди, голодная, – мать засуетилась, оставила стряпню. – Попей вот простокиши да блинков парочку возьми. Испекутся все, с маслицем потомлю, тогда и сядем. Покушай пока. Друг-то твой иде есть?
– Отцу остался помогать.
Повинуясь материнским уговорам, Клавдия выпила стакан простокваши с блином. В двухведёрном чане забулькало, из-под крышки плеснуло на плиту, и, оставив еду, Клавдия помогла матери снять с плиты варево.
– С мясом плохо, – сказала громко и твёрдо, возвращаясь на место. – Куда ни ткнись – кругом одни кавказцы, кого хотят, того и творят. Я вот чего надумала – участок под застройку в Мысках взяла. Хочу дом построить, скотину развести. А квартиру Витюшке отдам. Вася вот в мужья набивается.
– Ну и чо ты?
– Да не знаю, не решила ещё.
– Он как, – мать тревожно, с боязливостью, опасаясь вызвать гнев дочери, глянула на Клавдию, – пьющий, нет?
– Да кто сейчас непьющий? Почём я знаю. Три дня знакомы. Мужик вроде работящий, помогать взялся, вот за пилой приехали – там тополя испилить надо. Даст отец, нет?
– Да кто его знает, чо у него на уме. Друг твой глянется, так даст. А Витюшка-то как? Не в этом годе заканчивает?
– Да какой в этом? Ещё два года учиться. Двадцать раз одно и то же спрашиваешь. В академке он, ну, отпуск такой у студентов, подзаработать хочет. Я тебе в прошлый раз всё обсказала.
– Ну не серчай, не серчай, памяти никакой не стало, уж ничо не помню. Хоть бы закончил ученье да работу нашёл. Леонид-то вон как мается. Скотину-то где брать будешь? Покупать?
– Не знаю, не думала ещё. Вот стройматериалы закуплю, тогда решу.