Милочка Мэгги
Шрифт:
– Я не думаю о ней как о жене.
– И правильно, что не думаешь. Она бы никогда не вышла за конюха.
– Может, ей повезет, и она выйдет за кого похуже, – Пэтси был уязвлен.
– С чего бы это, она на таких, как ты, даже плевать бы не стала!
– А вот и стала бы, – возмущенно заявил Пэтси.
И они продолжили спорить дальше.
Из-за того, что Бидди все твердила, что Мэри даже плевать на него не станет, и что он недостоин чистить ей башмаки, и еще потому, что Мориарити постоянно предупреждал его не «возыметь
«Мне она не нужна, – думал он, – и, Господь свидетель, я ей тоже ни на что не сдался, и не потому, что я конюх. Здесь не Старый Свет, где конюхи не женятся на господских дочках. Это Америка, где в этом самый шик, как сказал бы Мик-Мак, чтобы бедный работяга женился на хозяйской дочери. А книжки, что она дает мне читать, – там же все про то, как бедный юноша женится на дочери хозяина-богатея и, когда старик играет в ящик, становится владельцем фабрики. – Пэтси вдруг осенило: – А может, она попросила меня прочесть ту книжку, думая, что я пойму намек, женюсь на ней и… Но нет, – решил он, – она не способна на такие женские штучки.
И настолько ли она выше меня, как говорит Бидди? Конечно, образование она получила приличное, до двадцати лет училась в школе на учительницу. А я что? Отходил в школу шесть лет. Но разве я не выучил латынь вдоль и поперек, когда был церковным служкой и святой отец дубасил меня по башке (после мессы, надо отдать ему должное), если я что-нибудь читал неправильно?
Ну играет она на пианино. Но разве мой слух не настолько хорош, чтобы я мог – ну раньше мог – попадать в такт любой мелодии, когда танцевал джигу?
Она богата, а я беден. Это святая правда. Но все деньги ее отца не смогут купить ей то, что у меня есть даром, – молодость. Мне двадцать один, а ей – двадцать семь. А для незамужней это много – почти старость.
Когда я выхожу прогуляться, я мог бы идти под руку с двумя девушками, стоит только пригласить. А бедная мисс Мэри! Уж, верно, у нее никогда не было ухажера. И какая она собой. Милая, да, но эх, какая же невзрачная лицом. Чересчур невзрачная. А фигура ее где? Разве она мне ровня? Я бы солгал самому себе, если бы не считал, что хорош собой, и сегодня перед сном помолюсь о прощении за гордыню о своей наружности».
Итак, Пэтси пришел к заключению: «Она бы ничуть не прогадала, если бы вышла за меня. Но я даже думать об этом не стану, потому что люблю Мэгги Роуз и никогда не смогу полюбить другую. И разве она не ждет меня с любовью в сердце? Это ложь, что она завела другого хахаля. Она бы никого, кроме меня, не смогла полюбить. И, когда я скоплю тысячу долларов, я вернусь. Скажу ей, что ждать больше не надо, и…»
Пэтси продолжал мечтать.
Шел сентябрь второго года жизни Пэтси в Америке. Поужинав, он сидел на каменной скамье в мощеном приямке, куда открывалась решетчатая дверь столовой в цокольном этаже. Он сидел и курил вечернюю трубку, оттягивая время, когда ему придется вернуться в свою жалкую комнатенку.
Пэтси наблюдал за людьми, снующими вверх и вниз по улице, и присматривался к тем, кто поднимался по ступенькам,
Вечером по пятницам к двери часто подходили полицейские, в форме и без. Ритуал всегда был один и тот же. Полицейский звонил в звонок. Появлялся Мориарити и протягивал руку. Вместо того чтобы пожать ее, полицейский что-то в нее вкладывал. Босс возвращал какую-то часть в руку полицейского, и тот спускался вниз по ступенькам, приветствуя другого полицейского, который в это же время поднимался наверх.
В конце концов любопытство заставило Пэтси спросить у Бидди, в чем было дело. Его неведение ее потрясло.
– Ты сколько здесь живешь, год, больше? И до сих пор ничего не знаешь? Да это же Босс собирает взятки. С борделей, да. Они не могут работать без взяток. Хозяйки борделей платят полицейским, чтобы те их не арестовывали. А полицейские платят нашему Боссу, чтобы тот не настучал на них Большому Человеку.
– А кто такой этот Большой Человек?
– Тип, который забирает половину взяток, которые Босс собирает с полицейских, которым платят хозяйки борделей.
– Разве Босса не могут за это арестовать?
– А кто его арестует-то?
– Полицейский.
– Не арестует, потому что все полицейские тоже платят взятки, а их-то кому арестовывать?
Однажды вечером в октябре Пэтси сидел на каменной скамье и курил свою глиняную трубку, когда увидел, как на крыльцо взбирается грузный полицейский. Он уже привык к полицейским, но этот был не такой, как все. Этот пришел вечером в среду. Остальные приходили по пятницам.
Высокий полицейский нажал кнопку звонка. Мориарити открыл дверь и протянул руку. Вместо того чтобы что-нибудь в нее положить, полицейский радушно ее пожал. Босс в удивлении отдернул руку и вытер ее о пиджак.
– Простите, – обратился к нему полицейский. – Я живу в Бруклине, но мой участок – на Манхэттене.
Пэтси насторожился. Что-то такое было в этом голосе…
– Тогда какого черта ты делаешь здесь, на моем участке? Хочешь перевестись – иди к инспектору.
– Я пришел справиться о… – Пэтси пропустил остальное, потому что грузный полицейский перешел на шепот. Но он был уверен, что слышал, как прозвучало его имя. – Вот его адрес, – закончил полицейский обычным голосом. Босс перегнулся через крыльцо.
– Эй, парень!
Пэтси посмотрел наверх. Босс молчал. Пэтси поднялся на ноги. Босс продолжал молчать. Пэтси вынул трубку изо рта. Тогда Мориарити заговорил:
– Патрик, здесь офицер хочет с тобой поговорить. Отведи его в свою комнату.
Пэтси торопливо забрался по лестнице на свою антресоль. Пока грузный полицейский, вздыхая и хрипя, влезал следом за ним, он запалил керосиновую лампу. Полицейский снял шлем. Вокруг его лысой головы светился рыжий нимб… Он огляделся, куда бы присесть. У него сильно болели ноги. Но в комнате был только один стул, и он был слишком вежлив, чтобы занять его без приглашения. Наконец Пэтси присел на койку, и здоровяк завладел стулом. И вздохнул с облегчением.