Милосердие для Рипера
Шрифт:
Знаю, что должен быть осторожен. Ради нее и ради себя. Ради нее — потому что не хочу напугать ее настолько, чтобы она решила, что застряла с психом, хотя это, пожалуй, правда. А ради себя — потому что голова раскалывается. Но все равно не мог остановиться.
И все же, похоже, я не могу достаточно долго придерживаться здравого смысла.
Я хочу ее.
Я жажду все в этой девушке, и все же я знаю, что не могу ее получить. Она бы убежала куда подальше, если бы узнала, какой я мужчина, но мне хочется насладиться ее миром, хотя бы на несколько
Она — редкая душа, не испорченная этим грязным миром.
Это как вынырнуть за глотком воздуха, после долгого времени, проверенного под водой.
Холли — мой глоток свежего воздуха.
— Что ты делаешь? Ты же делаешь себе больно, — ругается она, проверяя, не навредили ли мои движения чему-нибудь, но я хватаю ее за подбородок и заставляю посмотреть на меня. Ее зеленые глаза вспыхивают чем-то вроде любопытства, когда смотрят на меня, и мне приходится сдержать стон от их вопиющей невинности. Я думал, она хоть немного испугается моих действий, но, очевидно, нет.
Какого хрена она вообще настоящая?
— Я все еще не уверен, что не выдумал тебя в своей голове. Я все время думаю, что лежу на том складе, истекаю кровью, а ты — ангел, пришедший забрать меня в ад.
— Почему сразу в ад?
— Я нехороший человек, Холли, — честно говорю я ей, разрывая зрительный контакт, чтобы провести взглядом по ее телу. Ее соски выступают сквозь ткань, и стон поднимается по моему горлу с потребностью наклониться и провести ртом по упругим пикам.
Господи, я не просто плохой человек. Я гребаный негодяй, раз возжелал эту девушку, которая спасла мне жизнь. Хотеть ее так, как это делаю я, — это болезнь, но ничего не могу с собой поделать. Хочу похоронить себя внутри Холли, и, судя по тому, как она за мной наблюдает, испытываю искушение сделать именно это.
— Ты… — начинает Холли, но колеблется. На секунду она отводит взгляд от меня, и я вижу, как она прикусывает нижнюю губу, собираясь с мыслями, прежде чем снова взглянуть на меня. — Как медсестра, я поклялась спасать все жизни, но… т-ты когда-нибудь причинял боль тому, кто этого не заслуживал?
Я смотрю на нее, мои руки опускаются обратно на ее талию, и притягиваю к себе. Ее губы раскрываются, когда она чувствует на себе давление моей длины. Доказательства моего желания к ней очевидны, но она не пытается убежать, и это единственное подтверждение, которое мне нужно.
— Никогда, — уверяю я ее, глядя в глаза, а затем провожу голодным взглядом по ее телу. — Я никогда не причинял боль тому, кто этого не заслуживал.
ГЛАВА 4
Рипер
Возьми себя в руки.
Я заставляю себя повторять эти слова снова и снова в голове, но они не имеют никакой силы в присутствии кого-то вроде Холли. Когда она рядом, слова бесполезны.
Могу сказать, что мои действия и мое признание подавляли Холли, поэтому я проявил милосердие и отпустил ее. Не говоря уже о том, что находиться так близко ко мне в моем нынешнем состоянии, вероятно, было отвратительно.
Отпустив ее, чтобы она могла встать, я убедил Холли позволить мне встать с кровати и принять душ. Она нервничала из-за того, что мне придется подняться, но я утверждал, что мне нужно смыть кровь с волос, чтобы ей удалось как следует оценить рану на голове. Я был слабее, чем мне хотелось, поэтому потребовалось несколько осторожных маневров, но Холли помогла мне добраться до ванной, наполнила ее водой и нашла запасную зубную щетку. Она покраснела и стала совсем пунцовая, когда спросила, нужна ли мне помощь, чтобы залезть в ванну, но я решил не смущать ее и справился сам. Боже, как приятно было помыться.
Закончив, почувствовал себя намного лучше, но снова быстро вымотался. Мне удалось вылезти из ванны и обернуть полотенце вокруг талии, но пришлось просить Холли помочь мне вернуться в постель. Мой член затвердел от ощущения ее кожи на моей обнаженной, но я слишком устал, чтобы насладиться этим.
Теперь, вернувшись в постель и благодарный Холли за чистые простыни, я позволил ей осторожно осмотреть рану на моем черепе. Наконец она заключила, что швы не понадобятся, но все еще уверена, что у меня сотрясение мозга.
— Я приготовлю тебе что-нибудь поесть. Яйца подойдут? — Спрашивает она.
— Яйца — идеально.
Кивнув в ответ, она выходит из комнаты, а я скольжу взглядом по изящной линии ее спины до соблазнительной задницы.
Боже, все, о чем я могу думать, это каково быть внутри нее.
Часть меня хотела солгать этому ангелу, сказать, что я никогда никому не навредил, чтобы она смотрела на меня иначе, но было бы бесполезно лгать, учитывая тот факт, что мое тело выдаст правду; моя кожа испещрена шрамами, которые я пытался скрыть чернилами, но многие из них слишком глубоки. Теперь, когда я обнажен в постели после ванны, эти шрамы полностью видны.
Она, наверное, и так видит правду в моих глазах.
Или, может быть, в моих глазах отражаются не ужасы моей жизни, а мое желание обладать ею.
Холли вернулась через несколько минут с тарелкой яичницы и стаканом сока, и я с радостью принимаю и то, и другое. Пока я ем, она снова проверяет рану на моей руке. Закончив есть, отставляю тарелку в сторону. Она стоит так близко, что вместо того, чтобы опустить руку обратно на колени, я позволяю ей зацепиться за ее бедро. Она резко вздыхает от моего прикосновения и смотрит на меня.
Глубоко внутри я понимал, что мне следует подождать, но не знаю, сколько времени мы проведем вместе; и не хочу больше ждать. Кто знает, что случится завтра или послезавтра? Мы уже итак потратили много времени.
Потребность обладать этой девушкой, заявить на нее права, и привязать к себе любым возможным способом сильнее всего, что я когда-либо чувствовал. Я никогда не думал о чем-то подобном с кем-либо еще, но глядя на эту идеальную девушку в своих объятиях, все, о чем могу думать, это как сохранить ее навсегда, даже сделать беременной, чтобы все знали, кому она принадлежит.