Милосердие
Шрифт:
«Плевать. Я не стану валяться в ногах. Пусть уходит», — подумал он, но вместо того чтобы слушать как она уходит, резко развернулся.
— Гермиона.
Гарри бросился за ней, и когда она открывала дверь, рукой закрыл её обратно. Она стояла лицом к ней и дрожала. Гарри наклонился к её шее втягивая любимый аромат — такой всегда чистый, свежий, до одури соблазнительный.
— Не делай этого с нами. Не разрушай всё. Я даже… — он шумно дышал, чувствуя, как в груди разрывается сердце. — Я никогда больше не буду без тебя ничего обсуждать.
— Это не поможет, — тихо сказала
— Ты мне нужна, — согласился Гарри, прижимаясь к ней всем телом. — Вся нужна! Чёрт, Гермиона, ты же знаешь, как я люблю тебя, — шептал Гарри приближаясь к губам, через которые часто и шумно вырывался горячий воздух.
— Так будет лучше для тебя, для нас. Мы останемся живы. Это важнее всего, — проговорила она ему в губы, почти касаясь, и тут же юркнула в проём открывшейся двери.
Гарри саданул кулаком по двери, захлопнув её. Простонал словно раненный зверь, с одной стороны понимая справедливость её слов, а с другой не желая отпускать от себя ни на шаг. Он прижался лбом к холодному дереву двери.
— Гермиона.
Глава 30
Гарри смотрел на крупный деревянный сундук, от которого исходили волны тёмной злобной энергии. Там словно сидели лютые звери, готовые в любую секунду вырваться и сожрать любого, кто стоял на их пути. Таким был Волдеморт, такой была его душа, такими были его крестражи. Они заставляли сундук вибрировать, словно ощущая некую связь с осколком души, что торчал в мозгу Гарри. Он слышал их мерзкие голоса и зловонье. Шрам словно протыкали сотни горячих игл, настолько адской казалась боль. Гарри хотелось схватиться за волосы и орать что есть сил, чтобы душа Реддла убиралась из его сознания. И он бы так и сделал, если бы это помогло.
Но он просто стоял, напрягая всё тело и сдерживая боль, покачиваясь на каблуках и гипнотизируя сундук, испещрённый рунами. Наверняка один из способов сдержать зло внутри.
— Очень похожи на те, что я собираюсь нанести на ларец душ, — заметила Гермиона, подняв Гарри из глубин его сознания.
Она внимательно осматривала сундук со всех сторон и даже что-то записывала в блокнот, который вечно таскала при себе. Гарри посмотрел, как солнечный свет из окна красиво освещает её волосы, благодаря чему кожа стала похожа на расплавленное золото. Гермиона казалась сошедшей с картинки. Живая, настоящая — его.
Как бы Гарри ни хотелось снова вернуться к отношениям подруга-друг, у него ничего не получалось. Сложно думать о человеке платонически, если от его близости возникает стеснение в штанах, и именно её образ выбирает сознание, когда рука в душе тянется к паху, чтобы сбросить напряжение.
Нет, всё было неплохо. Они не игнорировали друг друга и вполне мирно общались. Гарри и Гермиона, не сговариваясь, никому не стали сообщать о своём разрыве, старались не привлекать внимание — держались рядом, хотя уже и не за руки. Но Гермиона всё чаще стала пропадать в библиотеке, прекратив тесное общение даже с Дафной, а Гарри беспрестанно тренировал — ум, тело, сознание.
Спустя
Гарри действительно хотелось, чтобы она пришла и призналась, что всё это ошибка, что она любит его. Любит, конечно, иначе и быть не могло, вот только лицо не было красным от слёз, а глаза перестали излучать эмоции. Неужели он один испытывает такую боль в груди, что перекрывает даже адское жжение в шраме?
Рон, конечно, предложил переключиться на кого-то ещё, но Гарри не собирался подвергать Гермиону опасности. А это неизбежно случится, прознай кто-то ещё, кроме близкого круга об их разрыве. Да и думать о чужом теле не хотелось совершенно.
— Тогда хотя бы заставь ревновать, — подал новую идею Рон, пока они после очередного занятия АД сидели в выручай комнате.
Почти все разошлись. Гарри сначала не понял, что имеет ввиду друг, а потом подошла Луна Лавгуд, светлая душой и внешностью девушка и предложила тоже самое. По-дружески.
Гарри посмотрел в сторону Гермионы. Она не поднимала головы от пергамента, на котором уже вторую неделю записывала и переводила руны для создания ларца душ. Ошибка, по её словам, могла дорого им обойтись. Он решился. Встал и понёс сумку Луны, согласившись просто проводить её до башни Когтеврана и помочь найти туфли, которые в очередной раз пропали.
Гермиона, если и заметила его детскую выходку, промолчала и даже взгляд не подняла. Гарри понимал всю глупость этого решения, но ему так хотелось вызвать в ней хоть какие-то эмоции.
С тех пор блондинка стала частым спутником его одиночеству. Молчаливая, ненадоедливая — она просто наблюдала за его тренировками или занятиями, не привлекая к себе внимания. После Гермионы, которая только и делала, что поучала это казалось глотком свежего воздуха. Только вот взвыть хотелось от того, как ему не хватало её голоса: строгого, иногда ласкового, а иногда с хрипотцой, когда она шептала, как сильно его хочет.
К Луне не тянуло совершенно, хотя она довольно непрозрачно дала понять, что готова скрасить его одиночество и в другой плоскости. Гарри посмотрел на Гермиону и поставил ещё один мысленный блок, чтобы она не почувствовала, как его сознание окутывают постыдные образы и воспоминания.
— Луна? Какого хрена? — воскликнул он отвернувшись, когда она застала его в душе с ярко выраженной эрекцией.
Она при этом была полностью обнажена, и её кожа казалась прозрачной в свете ламп ванной. Устоять было сложно, но он подумал о Гермионе. Гарри не планировал ей изменять, а ещё он планировал в ближайшие месяцы расправиться с Реддлом, и в тот же день запереться с Гермионой на Гриммо. Он уже знал, что не выпустит её из постели как минимум несколько дней, а как максимум, пока не сделает ей ребёнка. После этого она точно больше не подумает оставить его. Это были невероятные фантазии, и Луне в них не было места.