Милослава: (не) сложный выбор
Шрифт:
Да они что, сговорились?
– А должна? – удивленно спросила я.
– А какая еще может быть причина для отказа от брака? – приподнял брови оборотень.
– Возможно, другой мужчина? – предположила я.
– Но вы же дали согласие! – пожал плечами Волчек. – Значит, готовы меня видеть своим супругом. Значит, я вам не противен. Да и не чувствую я запаха чужого от вас.
– Потому что мужчина этот давно в прошлом, – сказала я, а сама в двери голубятни нырнула.
Щеки горели огнем. Голова от страха кружилась. Митрий проследовал за мной в темное каменное строение.
– Милослава, я не понимаю, – сказал он, взяв меня за руку. – То ли вы мне отказываете, то ли спросить что-то хотите.
– Князь, у меня был мужчина. Один. Я не девушка, – бухнула я. – Вы вправе отказаться от такой невесты.
– Вы его любите? – спокойно спросил Волчек.
– Нет.
– Вы боитесь мужчин?
– Что? Нееет!
– Так в чем дело? Мила, я оборотень. У нас нет понятия девства. Но зато есть понятия верности. Ты будешь мне верна, Мила?
Он склонился к моему лицу так близко, что мне пришлось вжаться лопатками в холодный камень стены.
– Буду, – тихо ответила я.
– Ты меня не боишься? – Волчек приподнял мне подбородок не человеческим пальцем – волчьим желтым когтем.
– Ни капли, – выдохнула я.
– Прости, я волнуюсь, – пробормотал он, не делая, впрочем, ни малейшей попытки убрать от моего лица человечье-волчью руку. – А когда я волнуюсь, бывает вот так. Особенно в полную луну.
– Какие интересные возможности это открывает для брачного ложа, – прошептала бесстыжая я, до полночи читавшая Славкину книжку.
Глаза Волчека изумленно расширились, он явно не ожидал такого ответа. Я вложила свою руку в его деформированную ладонь и опустила ресницы. Неужели не догадается?
Еще как догадался: притиснул к себе, потянул за косы, прижался ртом к моим полураскрытым губам. Целовал он меня совсем не целомудренно: покусывал губы острыми клыками, сжимал пальцами талию (впрочем, не спуская рук ниже), вклинил колено между моих ног.
Не знаю, как далеко он бы зашел, а я бы ему позволила, если бы снаружи не раздался громкий нарочитый кашель. Мы отпрянули друг от друга как два подростка. Я спрятала лицо в ладонях – было и стыдно, и смешно.
Волчек убрал мои руки, заглянул в глаза:
– Тебе нечего стыдится, сладкая моя, – тихо, но убедительно сказал он. – То, что произошло – благословение для нас обоих. Я счастлив, что моя будущая супруга не прогонит меня из спальни в брачную ночь.
Я робко улыбнулась ему. Уж я-то как счастлива!
Кашель раздался снова, пришлось выходить. Возле голубятни стояла хмурая мачеха, нетерпеливо постукивая прутиком по подолу летнего платья. Она внимательно осмотрела меня: и мои, без сомнения, припухшие губы, и пунцовые щеки, и почти не измятое платье, на котором не было расстегнуто ни одной пуговки. Очевидно, результат ее устроил, поэтому она кивнула и устремила грозный взгляд на Митрия.
Каким непостижимым образом крошечная Линд, которая была оборотню по плечо, ухитрялась смотреть на него свысока? Волчек взгляд понял правильно, смущенно опустил глаза и, кажется, даже немного покраснел.
– Любите голубей, князь? – ласково поинтересовалась мачеха. – Есть ли у вас голубятня?
– Нет, кнесса, – вежливо ответил Волчек. – Я предпочитаю хищников. У меня в тереме есть соколятня.
– В таком случае, я бы порекомендовала вам гулять подальше… и не тревожить лишний раз нежных птиц.
Волчек согласно склонил голову, а потом, когда Линд отвернулась, нахально мне подмигнул.
С того дня Волчек заезжал ко мне довольно часто, оставался и на обед, и на ужин. Мы много гуляли и вместе ездили верхом по деревням. С ним было легко и спокойно, и я очень радовалась этому. Если нас и дальше будет связывать нежная дружба, жизнь моя в замужестве будет приятна. Славкины книжки разбудили во мне порочную женскую натуру.
Волчека я сразу рассматривала не как друга, а как мужчину, и с каждым днем все нетерпеливее ждала свадьбы.
Все чаще я позволяла ему не просто целовать себя в березовой роще, или на траве возле реки, или в конюшне, но сама с желанием и волнением отвечала на поцелуи, сама подставляла шею под горячие губы и острые клыки, а пару раз даже (сама не поняла как) запустила руки под его рубашку и зарылась пальцами в шерсть на его груди.
Если бы не бдение Линд, за которое мы оба были ей крайне благодарны, мы бы наверняка перешли черту. Отец, занятый своими делами, совершенно не замечал, что я порой выходила к завтраку в шелковом шарфике, скрывая царапины от клыков, но от зорких глаз Линд не укрылось ничего.
В один теплый августовский день она зашла в конюшню аккурат в тот момент, когда Волчек, нашептывая мне всякие глупости, поглаживал меня по груди, дерзко запуская пальцы в полурасстегнутый ворот некогда скромной блузки на пуговках. Я млела от его ласк, откинув голову и прикрыв глаза.
Наверное, мы могли бы, скрывшись от мачехи, предаться страсти до конца. Ничего сложного в этом и не было. Но нам нравились эти игры, это волнение, предвкушение чего-то большего. Обоюдным молчанием мы отложили самое интересное до брачной ночи, хоть с каждым разом сдерживаться становилось все труднее.
Линд, что не удивительно, была зла. Я, красная как рак, дрожащими пальцами застегивала пуговки на блузке, а Волчек задумчиво рассматривал паутину на потолке. Она сердито глядела на нас, подперев рукой поясницу, отчего ее аккуратный животик казался уже внушительным.
– Князь Волчек, – сурово сказала мачеха. – Мне кажется, что вы совершенно забросили своею стаю. Вам надо больше бывать дома. Как бы не вышло, что в один день вы вернулись в свой терем уже не князем, а жертвой собственной невнимательности. Да и дела хозяйские требуют постоянного присмотра. Я вынуждена настаивать, чтобы вы занялись подготовкой к семейной жизни… у себя в поместье.