Милость богов
Шрифт:
«Вот так и моя кровь скоро окрасит землю», – вдруг подумалось царевне. Она вздрогнула, отгоняя нелепые мысли. Нелепые от того, что ничем не могли помочь, а только ослабляли решимость.
Волосы заплетала няня, не допуская никого. Она единственная не плакала, на морщинистом, темном от лучей летнего солнца лице застыла маска боли, словно силы подтачивала нестерпимая мука.
Она заплела волосы царевны в две тяжелые косы и уложила в высокую прическу, словно корону.
Всю ночь совещались царь и бояре, решая
Какую казнь признают достойной преступлений, в которых обвиняют Василику? Забылось и простилось первое обвинение, так теперь на неё обрушилось второе. Боги забыли о ней. Нет для неё милости. А уж о том, что её могут помиловать или того невероятнее – оправдать, она и мечтать не смела!
«Может оно и лучше, – подумалось ей. – Миг – и нет страданий».
Но знала, что будет нечто худшее. Не попасть ей к Светлым Предкам! Ей, проклинаемой всеми, оклеветанной, униженной. Ящер, наверное, уже огонь разводит пожарче, её поджидаючи.
Вбежала служанка, запыхавшись.
– Госпожа, к тебе цирюльник Русак просится. Говорит, что дело срочное. Его даже царь и бояре разрешили к тебе пустить.
Василика немного удивилась. Как это дядюшка мог такое позволить: пустить чужого к ней? А потом вспомнила. В городе шептали, что Русак знается с колдовством, но отчего-то жрицы ему покровительствуют. Даже рокты, жадно щелкающие зубами в предвкушении черной души, вдруг притихли, поскучнели и направили свои взоры на поиски других колдунов.
Василика кивнула, позволяя войти целителю. Русак вошёл опасливо, словно по хрупкому льду, низко поклонился.
– Приветствую вас, моя госпожа.
Василика предложила гостю сесть. Он кивнул и произнёс:
– Сегодня я пришёл с плохими новостями.
Сказал и замялся, не зная, как продолжить. Василика, видя замешательство цирюльника, решила поддержать его.
– Говори смело, твои новости по сравнению с тем, что решили бояре, будут сущим пустяком.
По лицу царевны не было видно, какую муку она перенесла.
– Как вы можете так думать, моя госпожа, разве светлые бояре смогут посягнуть на жизнь своей царевны? Они должны быть к вам снисходительны.
– Вот видишь, даже ты мне не веришь. – Василика вздохнула. – Ладно, говори, зачем пришел.
Русак вытащил медальон. Черная жемчужина медленно раскачивалась на золотой цепочке, зажатой в кулаке целителя.
– Откуда? – выдохнула Василика, протягивая руку к своему венчальному подарку.
– Мне дал его мой друг – наёмник Марк. Может, ты помнишь его? Он защищал тебя у святого дуба в день несостоявшейся свадьбы.
Василика медленно кивнула, и Русак добавил:
– Он ушёл этой ночью на суд жриц и велел мне передать медальон вам, моя госпожа. – Русак опять замялся. – Он ещё велел сказать, что ты не того выбрала для подобного дара, он не сможет быть твоим женихом.
Царевна задохнулась от внезапно пришедшей догадки, сжала в кулаке жемчужину, но ответить ничего не успела. Дверь тихонько отворилась, и комнату первой ступила жрица, за ней вошел, тяжело топая, царь Боромир с небольшой свитой бояр. Русак вскочил и по старой привычке забился в дальний угол комнаты, вдруг ставшей тесной.
Все замерли у входа тесной группкой, многие отводили глаза, и только Боромир смотрел прямо в глаза царевне.
– Я ждала вас, – охрипшим голосом сказала Василика. – Какое решение вы приняли?
Царь кашлянул, потоптался на месте, как нетерпеливый боевой конь, и сказал:
– На площади готовят помост и плаху, а палач точит топор. Когда зайдет солнце, тебе отрубят голову.
Вздох облегчения невольно вырвался у Василики. Она-то до обморока боялась, что её, обвиненную в убийстве Пересвета, разорвут пополам, как несчастного купца.
...Во дворце творилось что-то неладное. Люди бегали по лестницам и о чем-то переговаривались. Царевна спросонья не смогла разобрать о чем.
– Ганка, что там случилось? – сонным голосом спросила Василика.
Во время болезни Ганка все время оставалась в комнате царевны и даже после того, как Василика оправилась от пережитого ужаса, а Ганс разрешил ей гулять во дворе замка, она продолжала присматривать за царевной.
– Не знаю, спи. Утром придут и доложат.
Но утра ждать не пришлось. За дверями послышались голоса. Потом все стихло. В дверь постучали и, не дожидавшись ответа, ввалились бояре.
– Как посмели? – гневно крикнула на них Василика. – Что случилось?
– Прости госпожа, – за всех ответил боярин Невзор, – во дворце опять убийство.
Василика застыла, как изваяние: «Кто на этот раз? Неужели кто-то убил Боромира?»
– Кто? – только и смогла выдохнуть она.
– Пересвета нашли мертвым.
Перед мысленным взором Василики промелькнуло лицо парня, ей вспомнилось, как он навещал её, когда она болела. Вспомнилось, как он заботился о ней, рассказывал потешные басни и все норовил остаться у неё подольше.
– Убийца пойман?
– Прости госпожа, – опять заговорил Невзор, – но убийца бежал... Прости госпожа...
– Да что ты заладил: прости да прости! Говори толком!
Невзор вздохнул и произнёс ровным голосом:
– Моя госпожа, в комнате Пересвета нашли заколку, целитель Ганс говорит, что на ней был яд.
– Что за заколка? Чья?
– Твоя госпожа.
В комнате повисло молчание.
– Моя? Но у меня нет заколок, – растерялась Василика, но вдруг злость и ненависть ко всем этим людям охватила её. – Все вон! Я хочу видеть Боромира!