Мильтон в Америке
Шрифт:
Из самых глубин моей души, дорогой Реджиналд, вырвался вздох. «Итак, отныне нам придется у прямо у своего порога вести битву с гордыней, излишествами, пьянством, распутством и прочими пороками, присущими римскому суеверию. Бог живой значит для них не больше, чем глупый идол». — «Видели вы идола, которого они таскают с собой? — Негодование Аллилуйи Дикина было вполне оправдано. — Они только что не волочат его по земле, словно какую-то размалеванную скво». — «Да-да, в самом деле. — Мне стоило усилий говорить тихо. — Несомненно, вскоре мы получим богатые ризы и яркие алтарные покровы, картины и образа, развеселые представления и церемониальные установления —
Меня прервал Гусперо, который, насвистывая, вошел в комнату. Он вложил мне в руки листок. «Это от мистера Кемписа, сэр. — Я со стоном уронил бумагу, но Гусперо, не переставая свистеть, подобрал ее и вернул мне. — Письмо, сэр. Распорядитесь прочесть?» — «Не знаю, хватит ли у меня сил выслушивать папистские заклинания». — «Тогда сжечь?» — «Нет, дурень. Читай. — Я услышал, что он ломает печать. — И будьте добры, погромче, сэр». — «Это точно от него самого. Подпись очень размашистая». — «Пусть бы он подписался собственной кровью». — «Он почтительно вас приветствует и шлет нижайший братский поклон. Затем он, с должным уважением, приглашает вас присутствовать на церемонии». — «Церемонии? Какой еще церемонии?» — «Учреждение — то ли это слово? Учреждение Мэри-Маунт».
Разумеется, я отказался участвовать в этом, как и в любом подобном, балагане, но мой суровый долг заключался в том, чтобы разведать, в чем состоят идолопоклоннические ритуалы, которые подготавливаются на самых наших границах. Поэтому я отправил мальца вместо себя. «Ты в самом деле желаешь внедриться в самую их гущу? — осведомился я. — Хватит ли духу?» — «По мне, сэр, они не дураки повеселиться». — «А повеселившись поселиться и провонять всю округу. Тебе надлежит помнить: не все то золото, что блестит. Не покупайся на их хитрости, Гусперо, как покупаются индейцы на бусы и стекляшки. Будь начеку».
И все же Гусперо восхитили всадники, которые, громко распевая и прихлебывая из фляжек, проехали по городу; в Нью-Мильтоне настолько недоставало веселья и красок, что порой он напоминал серую заплату на цветущем зеленом ковре. Поэтому Гусперо предпочитал проводить время с индейцами, терпеливо изучал их язык, обычаи и интересовался тем, как они жили до прихода англичан. Они рассказывали ему о призрачных воинах — за их стремительным бегом до сих пор можно было наблюдать иной раз ночью в глухих лесах; питались они корой и гнилой древесиной, дневные часы проводили скорчившись где-нибудь как больной зверь, ночью же гонялись с призрачным луком и стрелами за тенью добычи.
В таких историях Гусперо находил больше подлинности и интереса, чем во всех проповедях Аллилуйи Дикина или Хранима Коттона. Постный вид, деланые манеры, темные одежды и линялые воротнички братьев по сути совершенно не вязались с окружением. Гусперо чувствовал, что они здесь либо вымрут, либо тем или иным способом подчинят обстановку своей воле. Лишь женитьба на Кэтрин Джервис примиряла его с жизнью в Нью-Мильтоне — супруги владели деревянным домиком поблизости от жилища Мильтона, вместе обслуживали слепца и состояли у него
— Нам вряд ли нужно их бояться, сэр, — сказал он Мильтону, собираясь на торжество в честь основания Мэри-Маунт. — От них больше шума, чем от братьев, но вреда никакого.
— Никакого вреда? Да это аспиды со смертоносным жалом, а ты — «никакого вреда»? Они творят мерзости грязной блудницы, засевшей в Риме. Никакого вреда? Каждый их шаг сопровождает всеобщее разложение. А ты говоришь, от них никакого вреда.
Гусперо, привычный к таким неистовым взрывам красноречия, смотрел безмятежно.
— Судя по всему, сэр, вы бы не отказались сжечь их всех живьем. Жареное мясо у нас любимое кушанье.
Мильтон улыбнулся.
— Нет, Гус, ты слишком скор. Мы не станем с этим торопиться. Их еще можно убедить, чтобы они отреклись от идолопоклонства. Я стану наставлять их.
Гусперо тоже улыбнулся.
— Как же вы за это приметесь, сэр?
— Только что из Веймута прибыл типограф со всеми принадлежностями своего ремесла. Я обращусь к этим людям с разумным и полезным трактатом.
— В таком случае, господин, остается надеяться, что они окажутся прилежными читателями и по достоинству оценят ваши усилия.
— Вот о чем я подумал: эта пестрая толпа, наверное, включает в себя папистов, беглецов и дикарей. Смогу ли я приспособить свою речь к столь смешанной аудитории?
— Вы могли бы послать к ним для проповеди мистера Дикина. Этот джентльмен — сущий образец трезвости. От такого примера они вмиг раскаются.
— Что-то ты нынче совсем обнаглел. — Мильтон поднял руку, чтобы дать Гусперо затрещину, но тот увернулся. — Итак, вперед. Отправляйся в это отвратительнейшее, окаянное место. Стань свидетелем языческих мерзостей их плотского культа.
— И донести эти мерзости до вас?
— Иди. Давай. Увидишь каждение вечером и свечи в полдень.
Гусперо казался вдохновленным такой перспективой, но не произнес ничего, кроме обычных слов прощания. Наутро он отправился верхом в Мэри-Маунт; следуя вдоль берега, он к полудню достиг деревянного моста, который, без сомнения, спешно возвели сами новоприбывшие; мост представлял собой всего-навсего несколько досок, уложенных на большие камни, но по ту сторону виднелась тропа. Гусперо отправился туда и через четверть часа достиг поселения. Он готовился к неожиданностям, но все же был поражен: на открытой площадке высился шест. Он был щедро украшен, увешан гирляндами и лентами, а также колокольчиками, которые звенели под ветром. Приблизившись, Гус разглядел, что он еще и расписан рожами и человеческими фигурами, красными на синем фоне. К Гусперо поспешил незнакомец, приветственно раскинув руки.
— Добро пожаловать, — произнес он. — Наш первый гость. Англичанин, как я вижу.
— Из Лондона, сэр. Толлбой-Рентс в Смитфилде. Приятный район.
Незнакомец на шаг отступил, упер руки в бока и присвистнул.
— Я родился на Дункан-Лейн!
— Которую называют Придуркан-Лейн.
— Она самая.
— А иначе — Прокатись-еще-Лейн?
— Ну да. — Незнакомец улыбнулся и встряхнул головой. — До чего же здорово встретить прежнего соседа. — Он заметил, что Гусперо не сводит глаз с шеста. — Вы что, никогда таких не видели?