Милый друг - английский и русский параллельные тексты, Мопассан Ги Де

Милый друг - английский и русский параллельные тексты

5.00 + -

рейтинг книги

Шрифт:

Ги де Мопассан. Милый друг

BEL AMI	Ги де Мопассан
The Works of Guy de Maupassant	Милый друг
VOLUME VI	Часть первая
NATIONAL LIBRARY COMPANY NEW YORK COPYRIGHT, 1909, BY BIGELOW, SMITH & CO. BEL AMI (A LADIES' MAN) I	I
When the cashier had given him the change out of his five francpiece, George Duroy left the restaurant.	Джорж Дюруа получил у кассирши ресторана сдачу с пяти франков и направился к выходу.
As he had a good carriage, both naturally and from his military training, he drew himself up, twirled his moustache, and threw upon the lingering customers a rapid and sweeping glance--one of those glances which take in everything within their range like a casting net.	Статный от природы и к тому же сохранивший унтерофицерскую выправку, он приосанился и, привычным молодцеватым жестом закрутив усы, охватил запоздавших посетителей тем зорким взглядом, каким красавец мужчина, точно ястреб, высматривает добычу.
The women looked up at him in turn--three little work-girls, a middle-aged music mistress, disheveled, untidy, and wearing a bonnet always dusty and a dress always awry; and two shopkeepers' wives dining with their husbands--all regular customers at this slap-bang establishment.	Женщины подняли на него глаза; это были три молоденькие работницы, учительница музыки, средних лет, небрежно причесанная, неряшливо одетая, в запыленной шляпке, в криво сидевшем на ней платье, и две мещанки с мужьями -завсегдатаи этой дешевой харчевни.
When he was on the pavement outside, he stood still for a moment, asking himself what he should do.	Он постоял с минуту на тротуаре, размышляя о том, как быть дальше.
It was the 28th of June, and he had just three francs forty centimes in his pocket to carry him to the end of the month.	Сегодня двадцать восьмое июня; до первого числа у него остается всего-навсего три франка сорок сантимов.
This meant the option of two dinners without lunch or two lunches without dinner.	Это значит: два обеда, но никаких завтраков, или два завтрака, но никаких обедов, - на выбор.
He reflected that as the earlier repasts cost twenty sous apiece, and the latter thirty, he would, if he were content with the lunches, be one franc twenty centimes to the good, which would further represent two snacks of bread and sausage and two bocks of beer on the boulevards.	Так как завтрак стоит франк десять сантимов, а обед - полтора франка, то, отказавшись от обедов, он выгадает франк двадцать сантимов; стало быть, рассчитал он, можно будет еще два раза поужинать хлебом с колбасой и выпить две кружки пива на бульваре.
This latter item was his greatest extravagance and his chief pleasure of a night; and he began to descend the Rue Notre-Dame de Lorette.	А это его самый большой расход и самое большое удовольствие, которое он позволяет себе по вечерам. Он двинулся по улице Нотр-Дам-де-Лорет.
He walked as in the days when he had worn a hussar uniform, his chest thrown out and his legs slightly apart, as if he had just left the saddle, pushing his way through the crowded street, and shouldering folk to avoid having to step aside.	Шагал он так же, как в те времена, когда на нем был гусарский мундир: выпятив грудь и слегка расставляя ноги, будто только что слез с коня. Он бесцеремонно протискивался в толпе, заполонившей улицу: задевал прохожих плечом, толкался, никому не уступал дорогу.
He wore his somewhat shabby hat on one side, and brought his heels smartly down on the pavement. He seemed ever ready to defy somebody or something, the passers-by, the houses, the whole city, retaining all the swagger of a dashing cavalry-man in civil life.	Сдвинув поношенный цилиндр чуть-чуть набок и постукивая каблуками, он шел с высокомерным видом бравого солдата, очутившегося среди штатских, который презирает решительно все: и людей и дома - весь город.

Although wearing a sixty-franc suit, he was not devoid of a certain somewhat loud elegance.	Даже в этом дешевом, купленном за шестьдесят франков костюме ему удавалось сохранять известную элегантность - пошловатую, бьющую в глаза, но все же элегантность.
Tall, well-built, fair, with a curly moustache twisted up at the ends, bright blue eyes with small pupils, and reddish-brown hair curling naturally and parted in the middle, he bore a strong resemblance to the dare-devil of popular romances.	Высокий рост, хорошая фигура, вьющиеся русые с рыжеватым отливом волосы, расчесанные на прямой пробор, закрученные усы, словно пенившиеся на губе, светло-голубые глаза с буравчиками зрачков - все в нем напоминало соблазнителя из бульварного романа.
It was one of those summer evenings on which air seems to be lacking in Paris.	Был один из тех летних вечеров, когда в Париже не хватает воздуха.
The city, hot as an oven, seemed to swelter in the stifling night.	Город, жаркий, как парильня, казалось, задыхался и истекал потом.
The sewers breathed out their poisonous breath through their granite mouths, and the underground kitchens gave forth to the street through their windows the stench of dishwater and stale sauces.	Гранитные пасти сточных труб распространяли зловоние; из подвальных этажей, из низких кухонных окон несся отвратительный запах помоев и прокисшего соуса.
The doorkeepers in their shirtsleeves sat astride straw-bottomed chairs within the carriage entrances to the houses, smoking their pipes, and the pedestrians walked with flagging steps, head bare, and hat in hand.	Швейцары, сняв пиджаки, верхом на соломенных стульях покуривали у ворот; мимо них, со шляпами в руках, еле передвигая ноги, брели прохожие.
When George Duroy reached the boulevards he paused again, undecided as to what he should do.	Дойдя до бульвара, Жорж Дюруа снова остановился в нерешительности.
He now thought of going on to the Champs Elys?es and the Avenue du Bois de Boulogne to seek a little fresh air under the trees, but another wish also assailed him, a desire for a love affair.	Его тянуло на Елисейские поля, в Булонский лес -подышать среди деревьев свежим воздухом. Но он испытывал и другое желание - желание встречи с женщиной.
What shape would it take?	Как она произойдет?
He did not know, but he had been awaiting it for three months, night and day.	Этого он не знал, но он ждал ее вот уже три месяца, каждый день, каждый вечер.
Occasionally, thanks to his good looks and gallant bearing, he gleaned a few crumbs of love here and there, but he was always hoping for something further and better.	Впрочем, благодаря счастливой наружности и галантному обхождению ему то там, то здесь случалось урвать немножко любви, но он надеялся на нечто большее и лучшее.
With empty pockets and hot blood, he kindled at the contact of the prowlers who murmur at street corners:	В карманах у него было пусто, а кровь между тем играла, и он распалялся от каждого прикосновения уличных женщин, шептавших на углах:
"Will you come home with me, dear?" but he dared not follow them, not being able to pay them, and, besides, he was awaiting something else, less venally vulgar kisses.	"Пойдем со мной, красавчик!" - но не смел за ними идти, так как заплатить ему было нечем; притом он все ждал чего-то иного, иных, менее доступных поцелуев.

He liked, however, the localities in which women of the town swarm--their balls, their caf?s, and their streets. He liked to rub shoulders with them, speak to them, chaff them, inhale their strong perfumes, feel himself near them.	И все же он любил посещать места, где кишат девицы легкого поведения, - их балы, рестораны, улицы; любил толкаться среди них, заговаривать с ними, обращаться к ним на "ты", дышать резким запахом их духов, ощущать их близость.
They were women at any rate, women made for love.	Как-никак это тоже женщины, и женщины, созданные для любви.
He did not despise them with the innate contempt of a well-born man.	Он отнюдь не питал к ним отвращения, свойственного семьянину.
He turned towards the Madeleine, following the flux of the crowd which flowed along overcome by the heat.	Он пошел по направлению к церкви Мадлен и растворился в изнемогавшем от жары людском потоке.
The chief caf?s, filled with customers, were overflowing on to the pavement, and displayed their drinking public under the dazzling glare of their lit-up facias.	Большие, захватившие часть тротуара, переполненные кафе выставляли своих посетителей напоказ, заливая их ослепительно ярким светом витрин.
In front of them, on little tables, square or round, were glasses holding fluids of every shade, red, yellow, green, brown, and inside the decanters glittered the large transparent cylinders of ice, serving to cool the bright, clear water.	Перед посетителями на четырехугольных и круглых столиках стояли бокалы с напитками -красными, желтыми, зелеными, коричневыми, всевозможных оттенков, а в графинах сверкали огромные прозрачные цилиндрические куски льда, охлаждавшие прекрасную чистую воду.
Duroy had slackened his pace, a longing to drink parched his throat.	Дюруа замедлил шаг, - у него пересохло в горле.
A hot thirst, a summer evening's thirst assailed him, and he fancied the delightful sensation of cool drinks flowing across his palate.	Жгучая жажда, жажда, какую испытывают лишь в душный летний вечер, томила его, и он вызывал в себе восхитительное ощущение холодного пива, льющегося в гортань.
But if he only drank two bocks of beer in the evening, farewell to the slender supper of the morrow, and he was only too well acquainted with the hours of short commons at the end of the month.	Но если выпить сегодня хотя бы две кружки, то прощай скудный завтрашний ужин, а он слишком хорошо знал часы голода, неизбежно связанные с концом месяца.
He said to himself: "I must hold out till ten o'clock, and then I'll have my bock at the American caf?.	"Потерплю до десяти, а там выпью кружку в Американском кафе, - решил он.
Confound it, how thirsty I am though."	– А, черт, как, однако ж, хочется пить!
And he scanned the men seated at the tables drinking, all the people who could quench their thirst as much as they pleased.	"Он смотрел на всех этих людей, сидевших за столиками и утолявших жажду, - на всех этих людей, которые могли пить сколько угодно.
He went on, passing in front of the caf?s with a sprightly swaggering air, and guessing at a glance from their dress and bearing how much money each customer ought to have about him.	Он проходил мимо кафе, окидывая посетителей насмешливым и дерзким взглядом и определяя на глаз - по выражению лица, по одежде, - сколько у каждого из них должно быть с собой денег.
Wrath against these men quietly sitting there rose up within him.	И в нем поднималась злоба на этих расположившихся со всеми удобствами господ.
If their pockets were rummaged, gold, silver, and coppers would be found in them.	Поройся у них в карманах, - найдешь и золотые, и серебряные, и медные монеты.

On an average each one must have at least two louis. There were certainly a hundred to a caf?, a hundred times two louis is four thousand francs.	В среднем у каждого должно быть не меньше двух луидоров; в любом кафе сто человек, во всяком случае, наберется; два луидора помножить на сто - это четыре тысячи франков!
He murmured "the swine," as he walked gracefully past them.	"Сволочь!" - проворчал он, все так же изящно покачивая станом.
If he could have had hold of one of them at a nice dark corner he would have twisted his neck without scruple, as he used to do the country-folk's fowls on field-days.	Попадись бывшему унтер-офицеру кто-нибудь из них ночью в темном переулке, - честное слово, он без зазрения совести свернул бы ему шею, как это он во время маневров проделывал с деревенскими курами.
And he recalled his two years in Africa and the way in which he used to pillage the Arabs when stationed at little out-posts in the south.	Дюруа невольно пришли на память два года, которые он провел в Африке, в захолустных крепостях на юге Алжира, где ему часто удавалось обирать до нитки арабов.
A bright and cruel smile flitted across his lips at the recollection of an escapade which had cost the lives of three men of the Ouled-Alane tribe, and had furnished him and his comrades with a score of fowls, a couple of sheep, some gold, and food for laughter for six months.	Веселая и жестокая улыбка скользнула по его губам при воспоминании об одной проделке: трем арабам из племени улед-алан она стоила жизни, зато он и его товарищи раздобыли двадцать кур, двух баранов, золото, и при всем том целых полгода им было над чем смеяться.
The culprits had never been found, and, what is more, they had hardly been looked for, the Arab being looked upon as somewhat in the light of the natural prey of the soldier.	Виновных не нашли, да их и не так уж усердно искали, - ведь араба все еще принято считать чем-то вроде законной добычи солдата.
In Paris it was another thing.	В Париже - не то.
One could not plunder prettily, sword by side and revolver in hand, far from civil authority.	Здесь уж не пограбишь в свое удовольствие - с саблей на боку и с револьвером в руке, на свободе, вдали от гражданского правосудия.
He felt in his heart all the instincts of a sub-officer let loose in a conquered country.	Дюруа почувствовал, как все инстинкты унтер-офицера, развратившегося в покоренной стране, разом заговорили в нем.
He certainly regretted his two years in the desert.	Право, это были счастливые годы.
What a pity he had not stopped there.	Как жаль, что он не остался в пустыне!
But, then, he had hoped something better in returning home.	Но он полагал, что здесь ему будет лучше.
And now--ah! yes, it was very nice now, was it not?	А вышло... Вышло черт знает что!
He clicked his tongue as if to verify the parched state of his palate.	Точно желая убедиться, как сухо у него во рту, он, слегка прищелкнув, провел языком по небу.
The crowd swept past him slowly, and he kept thinking. "Set of hogs--all these idiots have money in their waistcoat pockets." He pushed against people and softly whistled a lively tune.	Толпа скользила вокруг него, истомленная, вялая, а он, задевая встречных плечом и насвистывая веселые песенки, думал все о том же: "Скоты! И ведь у каждого из этих болванов водятся деньги!
Gentlemen whom he thus elbowed turned grumbling, and women murmured:	"Мужчины, которых он толкал, огрызались, женщины бросали ему вслед:
"What a brute!"	"Нахал!"

He passed the Vaudeville Theater and stopped before the American caf?, asking himself whether he should not take his bock, so greatly did thirst torture him.	Он прошел мимо Водевиля и остановился против Американского кафе, подумывая, не выпить ли ему пива, - до того мучила его жажда.
Before making up his mind, he glanced at the illuminated clock.	Но прежде чем на это решиться, он взглянул на уличные часы с освещенным циферблатом.
It was a quarter past nine.	Было четверть десятого.
He knew himself that as soon as the glassful of beer was before him he would gulp it down.	Он знал себя: как только перед ним поставят кружку с пивом, он мигом осушит ее до дна.
What would he do then up to eleven o'clock?	А что он будет делать до одиннадцати?
He passed on. "I will go as far as the Madeleine," he said, "and walk back slowly."	"Пройдусь до церкви Мадлен, - сказал он себе, - и не спеша двинусь обратно".
As he reached the corner of the Palace de l'Opera, he passed a stout young fellow, whose face he vaguely recollected having seen somewhere.	На углу площади Оперы он столкнулся с толстым молодым человеком, которого он где-то как будто видел.
He began to follow him, turning over his recollections and repeating to himself half-aloud:	Он пошел за ним, роясь в своих воспоминаниях и повторяя вполголоса:
"Where the deuce did I know that joker?"	– Черт возьми, где же я встречался с этим субъектом?
He searched without being able to recollect, and then all at once, by a strange phenomenon of memory, the same man appeared to him thinner, younger, and clad in a hussar uniform.	Тщетно напрягал он мысль, как вдруг память его сотворила чудо, и этот же самый человек предстал перед ним менее толстым, более юным, одетым в гусарский мундир.
He exclaimed aloud: "What, Forestier!" and stepping out he tapped the other on the shoulder.	– Да ведь это Форестье! – вскрикнул Дюруа и, догнав его, хлопнул по плечу.
The promenader turned round and looked at him, and then said:	Тот обернулся, посмотрел на него и спросил?
"What is it, sir?"	– Что вам угодно, сударь?
Duroy broke into a laugh.	Дюруа засмеялся:
"Don't you know me?" said he.	– Не узнаешь?
"No."	– Нет.
"George Duroy, of the 6th Hussars."	– Жорж Дюруа, из шестого гусарского.
Forestier held out his hands, exclaiming:	Форестье протянул ему обе руки:
"What, old fellow!	– А, дружище!
How are you?"	Как поживаешь?
"Very well, and you?"	– Превосходно, а ты?
"Oh, not very brilliant!	– Я, брат, так себе.
Just fancy, I have a chest in brown paper now. I cough six months out of twelve, through a cold I caught at Bougival the year of my return to Paris, four years ago."	Вообрази, грудь у меня стала точно из папье-маше, и кашляю я шесть месяцев в году, -все это последствия бронхита, который я схватил четыре года назад в Буживале, как только вернулся во Францию.

And Forestier, taking his old comrade's arm, spoke to him of his illness, related the consultations, opinions, and advice of the doctors, and the difficulty of following this advice in his position.	– Вот оно что! А вид у тебя здоровый. Форестье, взяв старого товарища под руку, заговорил о своей болезни, о диагнозах и советах врачей, о том, как трудно ему, такому занятому, следовать их указаниям.
He was told to spend the winter in the South, but how could he?	Ему предписано провести зиму на юге, но разве это возможно?
He was married, and a journalist in a good position.	Он женат, он журналист, он занимает прекрасное положение.
"I am political editor of the _Vie Francaise_.	– Я заведую отделом политики во "Французской жизни", помещаю в
I write the proceedings in the Senate for the _Salut_, and from time to time literary criticisms for the _Plan?te_.	"Спасении" отчеты о заседаниях сената и время от времени даю литературную хронику в "Планету".
That is so. I have made my way."	Как видишь, я стал на ноги.
Duroy looked at him with surprise.	Дюруа с удивлением смотрел на него.
He was greatly changed, matured.	Форестье сильно изменился, стал вполне зрелым человеком.
He had now the manner, bearing, and dress of a man in a good position and sure of himself, and the stomach of a man who dines well.	Походка, манера держаться, костюм, брюшко -все обличало в нем преуспевающего, самоуверенного господина, любящего плотно покушать.
Formerly he had been thin, slight, supple, heedless, brawling, noisy, and always ready for a spree.	А прежде это был худой, тонкий и стройный юноша, ветрогон, забияка, непоседа, горлан.
In three years Paris had turned him into someone quite different, stout and serious, and with some white hairs about his temples, though he was not more than twenty-seven.	За три года Париж сделал из него совсем другого человека - степенного, тучного, с сединой на висках, хотя ему было не больше двадцати семи лет.
Forestier asked: "Where are you going?"	– Ты куда направляешься? – спросил Форестье.
Duroy answered: "Nowhere; I am just taking a stroll before turning in."	– Никуда, - ответил Дюруа, - просто гуляю перед сном.
"Well, will you come with me to the _Vie Francaise_, where I have some proofs to correct, and then we will take a bock together?"	– Что ж, может, проводишь меня в редакцию "Французской жизни"? Мне только просмотреть корректуру, а потом мы где-нибудь выпьем по кружке пива.
"All right."	– Идет.
They began to walk on, arm-in-arm, with that easy familiarity existing between school-fellows and men in the same regiment.	И с той непринужденностью, которая так легко дается бывшим одноклассникам и однополчанам, они пошли под руку.
"What are you doing in Paris?" asked Forestier.	– Что поделываешь? – спросил Форестье.
Duroy shrugged his shoulders.	Дюруа пожал плечами:
"Simply starving.	– По правде сказать, околеваю с голоду.

As soon as I finished my term of service I came here--to make a fortune, or rather for the sake of living in Paris; and for six months I have been a clerk in the offices of the Northern Railway at fifteen hundred francs a year, nothing more."	Когда кончился срок моей службы, я приехал сюда, чтобы... чтобы сделать карьеру, - вернее, мне просто захотелось пожить в Париже. Но вот уж полгода, как я служу в управлении Северной железной дороги и получаю всего-навсего полторы тысячи франков в год.
Forestier murmured: "Hang it, that's not much!"	– Не густо, черт возьми, - промычал Форестье.
"I should think not.	– Еще бы!
But how can I get out of it?	Но скажи на милость, как мне выбиться?
I am alone; I don't know anyone; I can get no one to recommend me.	Я одинок, никого не знаю, обратиться не к кому.
It is not goodwill that is lacking, but means."	Дело не в нежелании, а в отсутствии возможностей.
His comrade scanned him from head to foot, like a practical man examining a subject, and then said, in a tone of conviction:	Приятель, смерив его с ног до головы оценивающим взглядом опытного человека, наставительно заговорил:
"You see, my boy, everything depends upon assurance here.	– Видишь ли, дитя мое, здесь все зависит от апломба.
A clever fellow can more easily become a minister than an under-secretary.	Человеку мало-мальски сообразительному легче стать министром, чем столоначальником.
One must obtrude one's self on people; not ask things of them.	Надо уметь производить впечатление, а вовсе не просить.
But how the deuce is it that you could not get hold of anything better than a clerk's berth on the Northern Railway?"	Но неужели же, черт возьми, тебе не подвернулось ничего более подходящего?
Duroy replied: "I looked about everywhere, but could not find anything.	– Я обил все пороги, но без толку, - возразил Дюруа.
But I have something in view just now; I have been offered a riding-master's place at Pellerin's.	– Впрочем, сейчас у меня есть кое-что на примете: мне предлагают место берейтора в манеже Пелерена.
There I shall get three thousand francs at the lowest."	Там я, на худой конец, заработаю три тысячи франков.
Forestier stopped short. "Don't do that; it is stupid, when you ought to be earning ten thousand francs.	– Не делай этой глупости, - прервал его Форестье,- а даже если тебе посулят десять тысяч франков.
You would nip your future in the bud.	Ты сразу отрежешь себе все пути.
In your office, at any rate, you are hidden; no one knows you; you can emerge from it if you are strong enough to make your way.	У себя в канцелярии ты, по крайней мере, не на виду, тебя никто не знает, и, при известной настойчивости, со временем ты выберешься оттуда и сделаешь карьеру.
But once a riding-master, and it is all over.	Но берейтор - а это конец.
It is as if you were head-waiter at a place where all Paris goes to dine.	Это все равно что поступить метрдотелем в ресторан, где обедает "весь Париж".
When once you have given riding lessons to people in society or to their children, they will never be able to look upon you as an equal."	Раз ты давал уроки верховой езды светским людям или их сыновьям, то они уже не могут смотреть на тебя, как на ровню.

He remained silent for a few moments, evidently reflecting, and then asked:	Он замолчал и, подумав несколько секунд, спросил:
"Have you a bachelor's degree?"	– У тебя есть диплом бакалавра?
"No; I failed to pass twice."	– Нет, я дважды срезался.
"That is no matter, as long as you studied for it.	– Это не беда при том условии, если ты все-таки окончил среднее учебное заведение.
If anyone mentions Cicero or Tiberius, you know pretty well what they are talking about?"	Когда при тебе говорят о Цицероне или о Тиберии, ты примерно представляешь себе, о ком идет речь?
"Yes; pretty well."	– Да, примерно.
"Good; no one knows any more, with the exception of a score of idiots who have taken the trouble.	– Ну и довольно, больше о них никто ничего не знает, кроме десятка-другого остолопов, которые, кстати сказать, умнее от этого не станут.
It is not difficult to pass for being well informed; the great thing is not to be caught in some blunder.	Сойти за человека сведущего совсем нетрудно, поверь. Все дело в том, чтобы тебя не уличили в явном невежестве.
You can maneuver, avoid the difficulty, turn the obstacle, and floor others by means of a dictionary.	Надо лавировать, избегать затруднительных положений, обходить препятствия и при помощи энциклопедического словаря сажать в калошу других.
Men are all as stupid as geese and ignorant as donkeys."	Все люди - круглые невежды и глупы как бревна.
He spoke like a self-possessed blade who knows what life is, and smiled as he watched the crowd go by.	Форестье рассуждал с беззлобной иронией человека, знающего жизнь, и улыбался, глядя на встречных.
But all at once he began to cough, and stopped again until the fit was over, adding, in a tone of discouragement:	Но вдруг закашлялся, остановился и, когда приступ прошел, упавшим голосом проговорил:
"Isn't it aggravating not to be able to get rid of this cough?	– Вот привязался проклятый бронхит!
And we are in the middle of summer.	А ведь лето в разгаре.
Oh! this winter I shall go and get cured at Mentone.	Нет уж, зимой я непременно поеду лечиться в Ментону.
Health before everything."	Какого черта, в самом деле, здоровье дороже всего!
They halted on the Boulevard Poissoni?re before a large glass door, on the inner side of which an open newspaper was pasted.	Они остановились на бульваре Пуасоньер, возле большой стеклянной двери, на внутренней стороне которой был наклеен развернутый номер газеты.
Three passers-by had stopped and were reading it.	Какие-то трое стояли и читали ее.
Above the door, stretched in large letters of flame, outlined by gas jets, the inscription _La Vie Francaise_.	Над дверью, точно воззвание, приковывала к себе взгляд ослепительная надпись, выведенная огромными огненными буквами, составленными из газовых рожков: "Французская жизнь".

The pedestrians passing into the light shed by these three dazzling words suddenly appeared as visible as in broad daylight, then disappeared again into darkness.	В полосе яркого света, падавшего от этих пламенеющих слов, внезапно возникали фигуры прохожих, явственно различимые, четкие, как днем, и тотчас же снова тонули во мраке.
Forestier pushed the door open, saying,	Форестье толкнул дверь.
"Come in."	– Сюда, - сказал он.
Duroy entered, ascended an ornate yet dirty staircase, visible from the street, passed through an ante-room where two messengers bowed to his companion, and reached a kind of waiting-room, shabby and dusty, upholstered in dirty green Utrecht velvet, covered with spots and stains, and worn in places as if mice had been gnawing it.	Дюруа вошел, поднялся по роскошной и грязной лестнице, которую хорошо было видно с улицы, и, пройдя через переднюю, где двое рассыльных поклонились его приятелю, очутился в пыльной и обшарпанной приемной, - стены ее были обиты выцветшим желтовато-зеленым трипом, усеянным пятнами, а кое-где словно изъеденным мышами.
"Sit down," said Forestier. "I will be back in five minutes."	– Присядь, - сказал Форестье, - я вернусь через пять минут.
And he disappeared through one of the three doors opening into the room.	И скрылся за одной из трех дверей, выходивших в приемную.
A strange, special, indescribable odor, the odor of a newspaper office, floated in the air of the room.	Странный, особенный, непередаваемый запах, запах редакции, стоял здесь.
Duroy remained motionless, slightly intimidated, above all surprised.	Дюруа, скорей изумленный, чем оробевший, не шевелился.
From time to time folk passed hurriedly before him, coming in at one door and going out at another before he had time to look at them.	Время от времени какие-то люди пробегали мимо него из одной двери в другую, - так быстро, что он не успевал разглядеть их.
They were now young lads, with an appearance of haste, holding in their hand a sheet of paper which fluttered from the hurry of their progress; now compositors, whose white blouses, spotted with ink, revealed a clean shirt collar and cloth trousers like those of men of fashion, and who carefully carried strips of printed paper, fresh proofs damp from the press.	С деловым видом сновали совсем еще зеленые юнцы, держа в руке лист бумаги, колыхавшийся на ветру, который они поднимали своей беготней. Наборщики, у которых из-под халата, запачканного типографской краской, виднелись суконные брюки, точь-в-точь такие же, как у светских людей, и чистый белый воротничок, бережно несли кипы оттисков - свеженабранные, еще сырые гранки.
Sometimes a gentleman entered rather too elegantly attired, his waist too tightly pinched by his frock-coat, his leg too well set off by the cut of his trousers, his foot squeezed into a shoe too pointed at the toe, some fashionable reporter bringing in the echoes of the evening.	Порой входил щуплый человечек, одетый чересчур франтовски, в сюртуке, чересчур узком в талии, в брюках, чересчур обтягивавших ногу, в ботинках с чересчур узким носком, -какой-нибудь репортер, доставлявший вечернюю светскую хронику.
Others, too, arrived, serious, important-looking men, wearing tall hats with flat brims, as if this shape distinguished them from the rest of mankind.	Приходили и другие люди, надутые, важные, все в одинаковых цилиндрах с плоскими полями, -видимо, они считали, что один этот фасон шляпы уже отличает их от простых смертных.
Forestier reappeared holding the arm of a tall, thin fellow, between thirty and forty years of age, in evening dress, very dark, with his moustache ends stiffened in sharp points, and an insolent and self-satisfied bearing.	Наконец появился Форестье под руку с самодовольным и развязным господином средних лет, в черном фраке и белом галстуке, очень смуглым, высоким, худым, с торчащими вверх кончиками усов.

Forestier said to him: "Good night, dear master."	– Всего наилучшего, уважаемый мэтр, - сказал Форестье.
The other shook hands with him, saying:	Господин пожал ему руку.
"Good night, my dear fellow," and went downstairs whistling, with his cane under his arm.	– До свиданья, дорогой мой. Он сунул тросточку под мышку и, посвистывая, стал спускаться по лестнице.
Duroy asked: "Who is that?"	– Кто это? – спросил Дюруа.
"Jacques Rival, you know, the celebrated descriptive writer, the duellist.	– Жак Риваль, - знаешь, этот известный фельетонист и дуэлист?
He has just been correcting his proofs.	Он просматривал корректуру.
Garin, Montel, and he are the three best descriptive writers, for facts and points, we have in Paris.	Г арен, Монтель и он - лучшие парижские журналисты: самые остроумные и злободневные фельетоны принадлежат им.
He gets thirty thousand francs a year here for two articles a week."	Риваль дает нам два фельетона в неделю и получает тридцать тысяч франков в год.
As they were leaving they met a short, stout man, with long hair and untidy appearance, who was puffing as he came up the stairs.	Они вышли. Навстречу им, отдуваясь, поднимался по лестнице небольшого роста человек, грузный, лохматый и неопрятный.
Forestier bowed low to him.	Форестье низко поклонился ему.
"Norbert de Varenne," said he, "the poet; the author of '_Les Soleils Morts_'; another who gets long prices.	– Норбер де Варен, поэт, автор "Угасших светил", тоже в большой цене, - пояснил он.
Every tale he writes for us costs three hundred francs, and the longest do not run to two hundred lines.	– Ему платят триста франков за рассказ, а в самом длинном его рассказе не будет и двухсот строк.
But let us turn into the Neapolitan _caf?_, I am beginning to choke with thirst."	Слушай, зайдем в Неаполитанское кафе, я умираю от жажды.
As soon as they were seated at a table in the _caf?_, Forestier called for two bocks, and drank off his own at a single draught, while Duroy sipped his beer in slow mouthfuls, tasting it and relishing it like something rare and precious.	Как только они заняли места за столиком, Форестье крикнул: "Две кружки пива!" - и залпом осушил свою; Дюруа между тем отхлебывал понемножку, наслаждаясь, смакуя, словно это был редкостный, драгоценный напиток.
His companion was silent, and seemed to be reflecting. Suddenly he exclaimed:	Его приятель молчал и, казалось, думал о чем-то, потом неожиданно спросил:
"Why don't you try journalism?"	– Почему бы тебе не заняться журналистикой?
The other looked at him in surprise, and then said:	Дюруа бросил на него недоумевающий взгляд.
"But, you know, I have never written anything."	– Но... дело в том, что... я никогда ничего не писал.
"Bah! everyone must begin.	– Ну так попробуй, начни!
I could give you a job to hunt up information for me--to make calls and inquiries.	Ты мог бы мне пригодиться: добывал бы для меня информацию, интервьюировал должностных лиц, ходил бы в присутственные места.
You would have to start with two hundred and fifty francs a month and your cab hire.	На первых порах будешь получать двести пятьдесят франков, не считая разъездных.