Милый друг Натаниэл П.

Уолдман Адель

Вернув в карман карточку Грир, он повернулся к Джейсону:

– Почему бы тебе не сказать Мэгги о своих чувствах?

Джейсон удивленно уставился на него:

– Ты разве не знаешь?

Судя по всему, Нейт действительно не знал чего-то, но списал свое незнание на общую странность отношений Джейсона с женщинами.

– Нет. Расскажи.

Джейсон приник к кружке с пивом, и кадык его задвигался вверх-вниз. Сделав несколько глотков, он поставил кружку на стол и подался вперед.

– Воскресное утро, – начал он, сопровождая свои слова широким ораторским жестом. – Я открываю глаза и сбрасываю цветастое одеяло. Солнечный свет

струится в окно и отражается от висящей на стене огромной фотографии Анселя Адамса. Где я? О! – Он приставил к уху ладонь. – Что я слышу? Чьи быстрые шажки? Мэгги! Она влетает вприпрыжку в свою спальню, очаровательная малышка, в футболке «Сьюэни» и фланелевых пижамных штанишках. В руках у нее тарелка со свежими, еще горячими банановыми маффинами. Она улыбается мне… – тут Джейсон сделал паузу и с неожиданной ловкостью похлопал ресницами, – морщит свой крохотный розовый носик – и мое сердце разбито. И знаешь, что случается потом? Мой член сморщивается, он похож на крохотную розовую креветку, он не больше пиписки малыша. Я хочу только одного: сбежать оттуда побыстрее, завалиться в какой-нибудь вонючий клуб с моделями и нюхнуть кокса. Хотя кокс не сильно мне нравится.

– Откуда ты знаешь, Джейс? Нет, серьезно. Откуда ты знаешь, что не будешь счастлив?

Джейсон провел пальцем по ободку кружки и лишь потом поднял голову и посмотрел на Нейта:

– Вот что, Мисс Лоунлихартс! [71] Даже я мог бы это сделать, даже при шансах на успех около восьмидесяти. Мэгги – действительно хорошая девушка. Тебе, может быть, трудно в это поверить – ты ведь, гордец, считаешь себя единственным, на кого женщины западают, – но я и вправду ей нравлюсь.

71

Фильм режиссера Винсента Дж. Донехью. Мисс Лоунлихартс – псевдоним молодого журналиста из «Нью-Йорк пост», который пишет в газетную колонку с объявлениями о розыске пропавших родных и т. п.

Нейт начал отвечать, защищаться, но потом замолчал.

Чувствительная сторона натуры Джейсона, в те редкие моменты, когда она проявлялась, представала бесконечно хрупкой, как тончайшее стекло, которое могло треснуть даже от одной-единственной диссонирующей ноты.

– Нет. – Голос Джейсона вернулся в более привычный регистр. – Мне нужна модель с хорошими личными качествами. Жаль, что Бригита оказалась такой пустышкой.

Нейт сочувственно хмыкнул, и они вернулись к чипсам и гуакамоле.

Немного погодя Джейсон спросил, как у него с Ханной.

Нейт взглянул на откидную дверь между баром и кухней:

– Нормально. Хорошо.

После той ночи, когда они с Ханной пили бурбон, дела пошли на лад. Она перестала хмуриться и дуться. Реже звонила, а иногда не отвечала на его звонки, пока он не начинал беспокоиться. На день рождения он купил ей шарфик, выбрать который помогла Аурит. Все шло хорошо. И все же время от времени он ловил на себе ее взгляд – пристальный, внимательный, пытающийся понять его настроение, обеспокоенный тем, что ему скучно или неинтересно. Бывая особенно нежным, он ловил взволнованно-настороженное счастливое выражение, которое она безуспешно пыталась спрятать, как будто он – наркоман или картежник, а она – страдалица-жена, выискивающая признаки исправления. Для обоих это выглядело унизительно.

– Я иду в бар, –

сказал, подавляя вздох, Нейт. – Ты еще будешь?

– Да.

– Мне вот интересно, действительно ли мода стала более ироничной, – сказала Ханна за бранчем несколько дней спустя. – Я имею в виду эти дурацкие очки, «мамочкины» джинсы и одежду в духе восьмидесятых.

Нейт рассеянно кивнул.

– Или она просто начинает казаться иронической по мере того, как стареешь, потому что ты уже видел, как приходили и уходили все эти тренды, и не можешь воспринимать их всерьез? Ты видел, как талия сначала повышалась, повышалась, повышалась, потом понижалась, понижалась, понижалась, а теперь вот опять повышается. А очки! Меньше, меньше и меньше – кажется, меньше уже и невозможно, а потом – бум, и вдруг снова огромные! Но, может быть, двадцатилетним, которые эти циклы еще не наблюдали, здоровенные очки кажутся крутыми? Ведь в девяностые люди нашего возраста с удовольствием носили джинсы-бананы.

Ханна еще говорила, когда в ресторан вошла симпатичная женщина с длинными, густыми и сияющими светло-каштановыми волосами – верный показатель хорошего здоровья и породы. Лицо у нее тоже было приятное. До образца классической красоты она не дотягивала (нос малость широковат, подбородок чуточку великоват), но мелкие недостатки нисколько ее не портили. Незнакомка была в приталенном и достаточно коротком блейзере, придававшем ей, с одной стороны, вид какой-нибудь аспирантки, а с другой – добавлявшем пикантности и зрительно удлинявшем ноги. Когда она проходила мимо их столика, Нейт успел отметить туго обтянутую джинсами задницу, формам которой определенно пошли на пользу верховая езда и лакросс.

Он повернулся к Ханне – та смотрела на него с открытым ртом. Нейт отвернулся, воспользовавшись, как убежищем, кофейной чашкой, где к поверхности цеплялись крохотные маслянистые капельки, похожие на зеркальные призматические озерца. Посмотрел на другую женщину. Большое дело. Но делать что-то с этим повисшим между ними невыносимым, томительным напряжением не было никаких сил.

Он заговорил об обложке своей книги, о тех небольших изменениях, которые ему хотелось бы внести: поменять местами аннотации и оживить, сделать более ярким цвет суперобложки.

Теперь уже Ханна кивала ему рассеянно, крутя между пальцами стеклянную солонку. Нейта такое поведение задело как грубое и невежливое. Как-никак она ведь его подружка, а книга, о которой идет речь, – величайшее событие в его жизни. Не о моде же ему говорить!

Появилась официантка:

– Французский тост и яйца по-бенедиктински, так? Что еще? Кофе хватит? – говоря, она кивала, словно подталкивая их к нужному ответу. Потом взяла со стола белый кувшинчик со сливками и заглянула в него. – Сейчас принесу еще. Кетчуп к картошке? Есть. Сейчас вернусь!

Нейт снова повел речь об обложке. Хорошо, что он не согласился с первоначальным дизайном. Да, вообще-то поступать так не следовало, и он не любил совать нос в чужие дела и создавать кому-то проблемы, но тот вариант показался ему несовременным и неинтересным. В конце концов художник справился с работой блестяще. Новая обложка сочетала серьезность со свежестью и стильностью.

Нейт как раз объяснял это, когда Ханна перебила его:

– Я не могу.

– Не можешь… что?

– Сидеть здесь и быть твоей группой поддержки. У меня нет никакого настроения охать и ахать по поводу твоей великой книги и всех твоих успехов.