Миниатюрист
Шрифт:
Корнелия, заглянув в миску с вымачивающимся изюмом, в задумчивости помешала в ней деревянной ложкой.
– Короче, Меерманс тоже решил уйти из Казначейства и поступить в Ост-Индскую компанию, – продолжает она рассказ. – Но он был нашему господину не чета. В ОИК у него не заладилось. Не умел открывать нужные двери. К тому же, на его несчастье, Йохан быстро разбогател.
Корнелия достает из шкафчика бутылку с рапсовым маслом.
– И вот однажды приходит он к хозяину в новый дом, который тот построил для Марин. – Служанка наливает масло в глубокую сковородку. – Специально, когда ее не было дома. И предлагает его
– А Йохан?
– Отказал.
– Как? Почему отказал?
Корнелия, пожав плечами, понижает голос.
– Вы меня спрашиваете? Видать, была причина. – Она добавляет в жидкое тесто изюм и яблочные дольки и, перемешав, бросает на сковородку первую порцию, с шипеньем встреченную раскаленным маслом. Деревянной ложкой Корнелия переворачивает полоски и соединяет края, одновременно посыпая поднос контрабандным сахаром от Ханны Мааквреде. – Кроме пригожести, если она в твоем вкусе, Меермансу и похвастаться-то было нечем. – Она помолчала. – Короче, ушел он и больше к нам ни ногой.
Корнелия вытаскивает готовый пончик и аккуратно опускает в сахар. Наклонившись к Нелле, шепотом добавляет:
– Сдается мне, наш господин сказал Меермансу, что Марин не горит желанием.
– Но зачем он это сделал?
– Может, она ему нужна была дома. А может, решил, что Меерманс ей не пара. Она же у нас книжки умные читает. Не то что обычные жены.
– А что же Меерманс? – спросила Нелла.
– А он тогда женился на ее подруге. – Корнелия, помрачнев, бросает на раскаленную сковородку два будущих пончика. Масло шипит и постреливает, но служанка настороже. – И по сей день небось жалеет.
Она подает молодой хозяйке первый пончик. Он еще теплый, и поджаристая корочка схрустывается во рту, оставляя воздушную кашицу из миндаля, имбиря и яблок.
– Просто чудо, – выдыхает Нелла.
Корнелия ухмыляется, стараясь не подавать виду, что растаяла от комплимента.
– А все деньги, – говорит она. – Само собой. Девушка была с хорошим приданым.
Нелла сжимает губы, с которых уже готов сорваться нечаянный возглас. На ее щеке видны крупинки сахара. Ей подумалось о том, как спустя годы Марин устроила личную жизнь брата. Уж не был ли этот брак без любви ее местью за то, чего Йохан когда-то лишил ее?
– А что по этому поводу сказала Марин?
– А! – Со значением восклицает Корнелия, бросая очередную штучку в шипящее масло. – Марин о решении брата ничего не знала. Еще очень долго. Они же с Меермансом не разговаривали. Через несколько лет только узнала.
Нелла вспоминает рассказ Корнелии о дамах, сначала приходивших в этот дом, а потом забывших сюда дорогу. Может, в их числе была и Лийк ван Кампен и именно она сажала певчих птиц в шевелюру Отто как в гнездо?
– Здесь все про всех знают, – продолжает Корнелия. – Золотая Подкова не такая большая. Это был пир на весь мир. Три дня гуляли. – Корнелия складывает руки на груди. – Но в народе как говорят? На свадебном пиру гуляли, аппетит не нагуляли. Удивительное дело, но на свет божий появилась Ариана Меерманс.
– А как Марин узнала про подлянку?
Корнелия мотает головой.
– Шесть лет она о Меермансе ничего не слышала, пока Йохан во время большой ссоры ей все не выложил. К тому времени со всеми подругами рассорилась, восстановила жен членов гильдии против себя. И первую – Лийк. Ван Кампен, конечно, та еще сучка, но она ведь знает, что ее муж любит Марин Брандт.
– Даже не верится, что Йохан мог так с ней поступить.
Служанка вздыхает.
– Не знаю, что и сказать.
Нелла чувствует себя скверно, и пончики тут ни при чем.
– Почему Меерманс ничего ей не сказал? – удивляется она. – Разве это так сложно?
– Лийк о-очень богатая, – объясняет Корнелия для непонятливых. – Он заполучил ее деньги и весь сахар, который она унаследовала от отца. Меерманс слабак. Ради такого богатства он предпочел держаться от Марин подальше. Но потом они начали общаться на расстоянии. Время от времени она получает от него подарки. Лийк наверняка знает. Поросята, куропатки, один раз оленья вырезка. А я с этим разбирайся. Ощипывай, руби, фаршируй, жарь, вари. Нет бы прислать ожерелье.
– Как ты думаешь, Марин его любит? – Нелла вспоминает неловкий момент в прихожей, когда Меерманс взял Марин за руку, затянувшееся молчание, нервозность Лийк. Вспоминает спрятанную в ее комнате любовную записку и то, как она ее порвала на клочки. «Люблю тебя. Люблю тебя. Сзади, спереди: люблю тебя».
– Сердце Марин – загадка, – тихо говорит Корнелия. – И для нее самой тоже.
Распутывание клубка
Наступило шестое января, Богоявление по западному календарю, день, когда амстердамцы распахивают настежь окна и двери, чтобы впустить удачу на весь год. Йохан прислал письмо: «Венеция просит у Константинополя немножечко тепла, а я возвращаюсь домой в преддверии 1687 года».
– Открывать окна? Вы с ума сошли! – возмущается Корнелия. – В такую холодрыгу. Я думаю, Младенец, явленный в этот день трем волхвам, нас поймет.
Отто встречает ее слова улыбкой.
– Вы снова ходили на Калверстраат? – спрашивает он Неллу.
– Нет, – отвечает та, метнув в его сторону подозрительный взгляд. – А что?
– Просто спросил.
Нелла разглядывает свой кукольный дом, такой вызывающе пустой, тогда как сама она переполнена всякими историями. Она часто размышляет о горьком разочаровании Лийк, о тайной любви Меерманса и Марин. Ищет скрытые смыслы в поступках золовки, в ночных перешептываниях и хлопающих дверях. Марин явно все время думает о чем-то своем. Неожиданно сделалась прихожанкой Старой церкви под бдительным присмотром пастора Пелликорна, чья паства должна видеть на службе жену Йохана Брандта. Но если есть у Неллы одна неотвязная мысль, то это желание увидеть русоволосую женщину, словно излучающую странный свет, отчего при виде ее пробегают мурашки по коже.
В отличие от Корнелии, ей хочется открыть окна и двери, чтобы впустить дух божественного откровения и заодно приманить удачу. Как можно упускать такой случай! Разве открытое окно не есть открытая душа?
Нелла распахивает свое окно и вдыхает обжигающий легкие стылый голубоватый воздух. Когда мороз пробирает до костей, трудно себе представить волхвов в жаркой пустыне. Она читает молитву за Марин, за Йохана и за Пибо, которого она уже вряд ли увидит живым. Она не решилась сообщить матери о том, какую они все проявили беззаботность. В доме ее подстерегают опасности: пропадают птицы, невесть откуда появляются миниатюрные фигурки, а тут еще Лийк ван Кампен угрожает им на каждом шагу.