Миниатюрист
Шрифт:
Корнелия выставляет корзинку с белым хлебом, цикорием и куском гауды, поблескивающим боками. Нелла молча отрезает себе ломтик.
– Как я мог, даже не верится, – бормочет Отто. – Он меня убьет.
– Ты не мог иначе, – успокаивает его Марин. Они встречаются глазами в полной тишине. Нелла слышит только, как Дхана стучит хвостом об пол и как ее зубы расправляются с сухой коркой. Молчание затягивается. Отто прикусил губу.
– Я запрещаю тебе уходить из дома, – говорит Марин. – Отто, ты меня слышишь? Запрещаю.
Он смеется.
– Вы не можете мне запретить.
– Это почему же? – Она макает хлеб в растопленный
– Я его слуга, а он не захочет, чтобы я остался.
Марин внимательно на него смотрит.
– Ты правда хочешь уйти?
Вопрос повисает в воздухе. В больших светящихся в темноте глазах Отто читается страх.
– Это не вопрос моего желания, сударыня.
Марин, поджав губы, швыряет нож на тарелку.
– Господи, ты совершил одну ошибку. Неужели надо тут же делать еще одну?
– Я поставил вас под удар. – И после короткой паузы: – Вас всех.
Корнелия открывает рот, чтобы что-то сказать, и в этот момент Марин берет Отто за руку. Нелла, не веря своим глазам, следит за игрой света и тени на переплетенных пальцах. А Марин, кажется, все равно. Похоже, она думает, что они его уже потеряли, хотя физически он пока с ними. Нелла вспоминает вечер на Калверстраат, когда они шли к миниатюристу и Отто не выпускал ее руки. Мужское рукопожатие – когда еще она его почувствует? Она выглядывает в окно, ощущая спазм в желудке. Сейчас, должно быть, уже часа четыре.
– Идите спать, – тихо говорит Марин. – Все будет хорошо.
Трудно понять, к кому она обращается. Отто высвобождает руку, глядя на хозяйку чуть ли не с жалостью. Он словно впервые осознал, что в комнате есть кто-то еще. Он направляется к выходу, тяжело переставляя ноги, а Марин страдальчески глядит ему вслед. Потом поворачивается к Нелле:
– Тебе не мешало бы переодеться.
– Зачем?
Марин трет лоб, как будто пытаясь прогнать навязчивые мысли.
– Посмотри на себя.
Нелла опускает глаза. Корсет и блузка в темных пятнах крови.
– Все равно не отстираются, – говорит Нелла.
– Корнелия отстирает.
С этими словами Марин выходит, и через минуту они слышат, как захлопывается дверь в ее спальню.
После того как Корнелия раздела ее в спальне, Нелла сидит на кровати в нижнем белье, дрожа от холода. Служанка влажной тряпочкой смывает следы крови.
– Хозяин любит Отто больше, чем Джека, – Корнелия говорит вроде как сама с собой, быстрой скороговоркой, словно бормоча молитву. – Он его простит. Резеки была его любимицей. Когда он услышит, что с ней сделали… Джек свалял дурака, придя сюда со своими требованиями. Сидел бы дома и помалкивал.
Нелла задумалась. «Ты что-то натворил, и он намерен это выяснить», – бросил Джек в лицо Отто. Нет, это не пустая угроза.
– Их нельзя сравнивать, – возражает она служанке. – Любовь бывает разная…
– Повернитесь, – говорит Корнелия. – Я расшнурую корсет.
– Корнелия, ты можешь мне поклясться, что не сговаривалась с Отто?
В глазах Корнелии промелькнул испуг.
– По поводу чего?
– Миниатюр.
Взгляд Корнелии блуждает по комнате.
– Не понимаю, о чем вы говорите. – Она уходит с грудой перепачканной одежды.
– И все-таки? – бросает ей вслед Нелла, но с таким же успехом можно обращаться к стене. И через минуту слышит, как начинает громыхать посуда на кухне. Все они по-своему толкуют этот привычный язык без слов. Вслушиваясь в грохот кастрюль на территории, где Корнелия чувствует себя хозяйкой, Нелла понимает, что на ответ рассчитывать не приходится.
Нелла вдруг вспоминает про доставленную Джеком посылку, которую она позже обнаружила в углу прихожей, куда ее зашвырнула чья-то нога. Она вдруг испытывает возбуждение, смешанное с каким-то влажным страхом в низу живота. Нелла распечатывает посылку. Словно услышав призыв, миниатюрист ей ответил, и ответ должен быть внутри. И тут выпархивает записочка, написанная мелким почерком:
«Все проходит».
В первой коробке обнаруживаются две кроватки – одна с пологом из шелка лимонного цвета, отороченным высушенной лавандой, а другая из алого бархата. Во второй лежат изящно переплетенные книжечки, некоторые размером с ноготок, исписанные убористым почерком, с географическими картами и геральдическими картинками. Она пролистывает их в поисках любовной записочки, но ничего не находит, испытав при этом то ли разочарование, то ли облегчение. В третьей коробке она находит Библию с крупной буквой «Б» на обложке, а также всякую домашнюю утварь: плетеные корзиночки, мешочки, бочонки и швабру, сушилку для одежды. А еще горшочки с кастрюльками, совсем крохотные ножи-вилочки, расшитые думочки и даже две картинки маслом с изображением цветов.
Все в радость. Никакой назойливости, внутренняя гармония в противовес хаосу и противоречиям внешнего мира. Никакого вызова, полное умиротворение. Она открывает четвертую коробку, и из груди вырывается «ах!». В оберточной бумаге лежит миниатюрная зеленая птичка, перышки кажутся настоящими, позаимствованными у другой, с более незадачливой судьбой. Птичка глядит на нее своими блестящими черными глазками-бусинками. Коготки из проволоки, покрытые воском, легко приспособить под любой насест.
Сомнений нет, это Пибо. Снова его увидеть – вот счастье! А какое искусство! В фигурке схвачена сама суть, которая кажется реальнее живого попугая, его сжали до особой плотности, удостоверили, запечатлели на все времена. Нелла подносит фигурку к свету, вспоминая свои ощущения в Ассенделфте, когда ей подарили попугая. Но радость быстро оборачивается разочарованием. Модель покусилась на оригинал и в конечном счете похитила оригинал у нее. Украла его душу. Эта птичка умещается на ладони, но она не заменит ей настоящего Пибо. И никогда не взлетит.
А на смену разочарованию приходит страх: откуда миниатюрист знает, что случилось с ее птицей? Не может же это быть простым совпадением. Сколько в Амстердаме зеленых попугаев? Пибо был уникален. Может, миниатюрист поймал его и ощипал? Может, это Марин подстроила весь этот мрак, оставив окно открытым в надежде, что несчастная птица долетит до улицы Калверстраат? «Ну нет, это уж ты загнула. Но вот что бывает, когда мы не бережем своих любимых».
Нелла относит птичку в кукольный дом и сажает на спинку стульчика красного дерева – вот уж чего бы ей не позволили сделать в реальной жизни. Маленькие Резеки и Дхана лежат у ног маленького Йохана. Нелла берет в руки кукольного призрака, трогательно похожего на оригинал, чей труп сейчас лежит в подвале. Она поглаживает пса по голове, и вдруг ее пальцы застывают в воздухе: у Резеки между лопаток – красное пятнышко.