Миниатюрист

Бёртон Джесси

Такого монолога Нелла от нее давно не слыхала. Интересно, чем она больше всего озабочена? Своей ссорой с братом, неожиданным визитом Меерманса, тайной Йохана, проблемами с партией сахара или бегством Отто, охваченного ложным чувством вины?

Марин напяливает на себя сто одежек, чтобы как-то согреться, а по ночам до Неллы долетают всхлипы. Она решила рассказать служанке про ведро и пропитанные кровью тряпки.

– Чем Марин занималась в погребе? – недоумевает она, но Корнелия, побледнев, тут же уходит.

– Я что-то не так сделал? –

спрашивает Йохан Неллу в сумерках спальни. Его грубое лицо освещают сальные свечи. Она с трудом переносит исходящий от него тяжелый запах.

– Не мне судить, – отвечает она. Муж ее разочаровал, но она уже успела с этим смириться. Нелла считает, что он предал Отто, отправившись искать не его, а Джека, тем самым сильно расстроив Корнелию и вызвав гнев Марин. Как он мог махнуть рукой на приемного сына, которого когда-то спас подростком?

Стоя на пороге его спальни, она разглядывает фигурку на огромной кровати, и дом за ее спиной представляется ей гигантским, как и шкап в ее комнате, это загадочное сооружение, происхождение которого она до сих пор не может объяснить. Она думает о Марин, которая почти все время проводит у себя, а выходит, лишь когда никого нет поблизости. Передвигается она теперь медленно, как будто к ногам привязаны грузила.

– Единственное мое преступление заключается в том, что я любил, – говорит Йохан. – И вот теперь все трое меня покинули.

Нелле кажется, что она ослышалась. Даже не знает, что ответить. Он явно не отдает себе отчет в том, какую роль сыграл в этих событиях. Наверное, это можно объяснить временным состоянием скорби и некоторой паники. Он потерян, замкнут в себе, парализован собственными действиями.

– Йохан, сахар Ганса Меерманса и Лийк ван Кампен до сих пор валяется на складе.

Он поднимает на нее глаза.

– Я забыл.

– Ну да. И что же нам делать?

– Почему бы тебе не пойти к Гансу, – предлагает Йохан. – Ты ему нравишься. И Лийк тоже.

Сама идея ее возбуждает, но она ровным счетом ничего не понимает в бизнесе мужа, в схемах распределения, ценах, контактах.

– Йохан, вы сами должны пойти, – говорит она, но он уже отвернулся.

– От него пользы – как от стеклянного молотка, – позже замечает Корнелия, чья печаль по поводу ухода Отто частенько находит выход в виде таких колкостей. Нелла представляет, как некий великан колотит Йоханом по льду и тот разлетается на куски, а его черепушка с треском раскалывается подобно глиняной чаще.

Открытие

Ночью она просыпается от непонятного холода, который волной поднимается от ступней к животу, потом к груди и так до самого горла. Она рывком садится на кровати. Эта блондинка, она где-то рядом! Нелла ждет в темноте, сердце рвется из грудной клетки. Но вот сквозь просвет между штор пробился первый луч, да такой мощный – как в тот вечер, когда она шла вместе с Отто по Калверстраат. Он мигом высветил кукольный дом, и узорчатая обшивка из свинца и олова кажется жидкой ртутью, растекшейся по дереву. Озарились все девять комнат вместе с их обитателями: ею самой, Марин, Корнелией, Меермансом, Джеком и Йоханом – они засияли, точно белые шляпки грибов в ночи. Засеребрились предметы обстановки, собачка похожа на чудо из драгоценного металла, брачную чашу в виде наперстка словно только что выковал кузнец, колыбелька в паутинке кружавчиков заиграла боками из расплавленного золота.

Глядя на все это, как зачарованная, она выскальзывает из постели и подходит ближе, испытывая такое же возбуждение и уверенность, как тогда на Калверстраат. Вот только рядом нет Отто, который потащил бы ее прочь. Она раздвигает шторы, ожидая увидеть за ними ту самую блондинку, готовую ей помочь, указать путь.

Дорожка вдоль канала безлюдна, а покрывший его лед тянется меж стоящих галеонов белой шелковой лентой. И над всем этим стоит луна, огромный золотой диск. Нелла радостно распахивает окно. Кажется, до луны рукой подать, не иначе как Господь опустил ее до земли, чтобы человек мог подержать в руках. Вот оно, чудо, говорит она себе, чувствуя, что золотой диск принадлежит ей.

Вдруг доносятся странные захлебывающиеся звуки. Нелла опускает взгляд на тротуар. Но там никого нет. Ни пьянчужки, воющего на луну, ни рыдающей брошенной девушки, ни скулящей собаки.

Развернувшись, она видит распахнутую дверь. В том, что она ее закрыла, перед тем как лечь спать, нет никаких сомнений. Луч света, ударившись об угол кукольного дома, упал на пол и протянулся до открытой двери.

Нелла идет по темному коридору на шум, пока не обнаруживает полоску света под дверью золовки. Вот кто так странно дышит и тихо всхлипывает. Сквозь щель проникает некий запах. Нет, не лаванды и не сандала, какой-то мерзкий ладан, заставляющий Неллу задержать дыхание. Она пытается заглянуть в замочную скважину, но в нее с обратной стороны вставлен ключ.

– Марин? – окликает она.

Вместо ответа продолжаются всхлипы.

Нелла толкает дверь. Ее встречает чудовищный запах – каких-то кореньев и горьких листьев. Марин сидит на кровати, уставившись в чашку с зеленым варевом у нее на коленях, цветом напоминающим воду в канале. Можно подумать, что в комнату перенесли донный ил. Так пахнут болезни. Коллекция черепов разбита вдребезги. Висевшая на стене географическая карта разорвана пополам.

– Марин, что тут происходит?

Та поднимает глаза, в них написано облегчение. Как будто она хотела, чтобы ее нашли в таком состоянии. Нелла забирает чашку, и от этого запаха у нее к горлу подступает тошнота. Она поглаживает Марин – лицо, шею, грудь, пытаясь унять эту дрожь, эти слезы.

Разглядывая трясущееся тело, Нелла думает о болезни своей золовки, о ее мигренях, о новоявленном аппетите к сахару, яблочному пирогу и засахаренным орешкам. О ее постоянной усталости и задумчивости, ее теплых одежках и медленном перемещении по дому. Пожалуй, в этот улей лучше не соваться, а то покусают пчелы. Нелла думает о черных платьях на меховой подкладке, о припрятанной в спальне сахарной голове, о спрятанной в книге любовной записке, которая позже была изорвана на клочки. «Люблю тебя. Сзади, спереди: люблю тебя». «Что ты наделала?» – воскликнула Марин в сердцах.