Миньон, просто миньон...
Шрифт:
– Что за фахан меня к вам приволок? – я села и раздвинула руками волосы, как занавеску.
С этими патлами надо что-то решать, их, кажется, за прошедший час стало ещё больше.
– А поздороваться?
Папаша оказался ещё мельче своих отпрысков, только ручки его, выглядывающие из кожано-льняных лохмотьев одеяния, бугрились мускулами.
– Здравствуйте, – я зевнула. – Мы тут с вашими сынулями успели кое о чем договориться.
– И тебе не хворать. Только сыновей у меня нет, дева. У нас большие проблемы…
– С репродуктивностью, - перебила я его, – что бы это фаханово
«Репродуктивность» напомнила мне о неких неотложных задачах, а «неотложность» о задачах ещё более неотложных.
– Клозет?
– Что, прости?
– Ну куда вы по нужде ходите?
– Это зависит, что именно надобно.
Я ругнулась и спрыгнула с высокой лежанки. Комнату рассмотреть не успела, все же бегом, галопом даже. Выскочила во двор, сшибая всех, кому не повезло оказаться на пути, побежала в отдаление, к кустам.
Кусты при ближайшем рассмотрении оказались из железа, и ветки их, и листья, и почки, и…
– Слышь, граф, – Простак раздвинул ветки над моей головой,
– давай я тебя лучше в специальное помещение отведу.
– Нет у вас таких помещений, – простонала я, - дикари! Вы даже слова такого не знаете.
– Теперь знаем, - мелкий подобрал мои волосы на манер королевского шлейфа. – Ну давай, что ты тут игры устроила…
И грязь разводить не нужно. Это если в лесочке, на природе, все для растительности на пoльзу, а здесь у нас даже дождя не бывает…
Он ещё подергал меня за волосы, вытягивая из кустов и повел будто коня на поводу обратно.
Был у них клозет, у фаханов мокрых. И даже с прочими милыми сердцу любого ардерского дворянина удобствами. И
вода в умывальне была, и дае горячая, вытекала из стены по желобу, и зеркало на стене было большое, в мой рост, не какаято полированная медная пластина, а нечто тонкое, как будто стеклянное, с напыленным на него слоем серебра.
Перед этим зеркалом я и примерила свой пояс. Через некоторое время, после довольно продолжительной беседы со всеми семью цвергами: Папашей, Тихоней, Чихом, Хохотуном, Простаком, Соней и Ворчуном.
Артефакт действовал так, как и должен был, превратил буйноволoсую меня в буйноволосогo лорда Шерези. К слову, буйноволосие на нем смотрелось ещё более странно.
Два дня? Что ж, это промедление не смертельно. Ее величество успеет воспользоваться информацией, которую принесет в клювике ее верный миньон. Она осыпет меня адамантовыми звездами, мне ушей не хватит, чтоб все их носить, буду украшена драгоценностями с ног до головы!
Я отодвинула пряди от висков, дырки в мочке не было, видимо она заросла, как и порез на щеке от благотворного действия цверговой остовы.
Итак, цверги. Их семеро, они не семья, а нечто вроде мужского рыцарского ордена – «Сыновья Ивальди». Кто такой, или такая Ивальди, мне даже узнавать не хотелось. А Папаша –
всего лишь прозвище, потому что он самый умелый из семерых.
Я выглянула за дверь клозета, там в коридоре подпирал стену
Пpостак.
– Принеcи одежду, в которой я у вас появилась, – велела строго, потом добавила, уже помягче, - пожалуйста.
Меня притащил к ним фахан. Фахан, насколько мне удалось уразуметь, это фея, только фея – мужчина. Знаю я одного такого, крылатого рыжего Караколя, который в рдере не без успеха притворялся горбуном. Смешно. Поэтому мы, люди, никогда и не слышали о том, что бывают феи-мужчины. Мы знали, что есть феи и есть фаханы, феи обитают на Авалоне вместе с лордом нашим Спящим, стерегут его сон, а фаханы, следовательно, в аду, или в нижнем мире, куда попадать ни одному разумному человеку после смерти не захочется. А это оказывается один и тот же вид! Вид, хорошее слово, его я уже успела подцепить от Папаши и использовала даже в размышлениях.
Папаша знал уйму сложных слов. И ещё более сложных понятий. И, будь я существом другого склада, более к наукам располоенным, я уцепилась бы за возможнoсть узнать от него как можно больше. Но я – это я, и единственным моим желанием в этот час было – вернуться к своей королеве.
Два дня! Я должна ей все рассказать.
х, нет, не два, где-то около недели.
Я восстанавливала прошедшее время час за часом.
Чародейский водоворот, открытый горбатым Караколем унес нас в далекие дали. Там, в этих далях, нас ждал отряд вооруженных всадников, сопроводивших в горы по петляющей меж отвесных склонов тропке. Маршрут я помнила слабо, находясь под властью заклятия, также как и допрос и пытки за ним последовавшие, пришла в себя на рассвете, когда лорд наш
Солнце показался из-за горизонта. Замок, где я очутилась назывался Блюр и он точно был абсолютно реальным. Как реальными были и мои раны, причинявшие страдания, и безумная королева, во власти которой я оказалась. Ригель потешилась моей беспомощностью в полной мере. Кроме изрезанной в лоскуты щеки, она наградила меня таке раздробленными щиколотками обеих ног и поломанными пальцами рук. Замок принадлежал Вальденсу, предателю
Вальденсу, и ему же принадлежали стражники.
Итак, что дальше? Я пришла в себя, полюбовалась восходом солнца и премилым пейзажем, открывающимся с балюстрады, а затем сиганула вниз, в горную реку, опоясывающую стены замка. Побег. Отчаянный шаг. Я не размышляла, я действовала.
Бежать обычным манером мне бы все равно не удалось, с покалеченными-то ногами. Если бы побег окончился моей смертью, что ж, я была гoтова и к этому. Лучше уж оказаться в чертогах Спящего, чем опять видеть сумасшедшие глаза моей похитительницы, и слышать ее противный дребезжащий смешок.
Я обернулась на скрип дверных петель, вынырнув из бесполезных воспоминаний.
– Вот, - Простак протянул мне стопку одежды, поверх которой лежал мой верный пумес, графское достоинство, которое я носила в штанах, чтоб придать своей фигуре более мужские очертания.
Пумес я схватила, а на прочее воззрилась удивленно:
– Это не моя одежда.
– Возьми, – цверг стал раскладывать под зеркалом алый в золотых позументах камзол, - за тобой пришли и велели облачиться в алое.
Я раздраженно хмыкнула, сжала в кулаке пумес и выбежала в коридор.
За столом, где я оставила свои семь грехов, сидел только
Папаша:
– Убедилась в своей нетронутости?
– Милорд не видит этого сам?
– я озиралась, но того, кто по словам Простака пришел за мной, в комнате не было.