Минус Лавриков. Книга блаженного созерцания
Шрифт:
— Никуда не уходи.
— Мама, мы послушаем музыку? Включи папин проигрыватель.
— Удивляюсь, как до сих пор не отобрали.
— Какое имеют право?
— Из богатств миллионера Лаврикова. — И мать ушла в спальню, полилась божественная мелодия Вивальди — из «Concerto Grosso».
— Судя по физиономии Иоанна, он обиделся… — прошептала Лена.
— Наверно, заставлял крест целовать. А на нем микробы, хоть и серебро.
— А может, и мельхиор. — Лена достала жвачку и принялась усиленно жевать. — Что же делать? Надо самим искать.
— Да перестань!
— Напрасно! Уйдет завтра на работу — проверь. Хочешь, я помогу, полистаю?
— Да нет тут никаких денег! — обиделась Валя. — Я же много читаю.
— Я тоже много читаю. А если нет денег, я тебе скажу: у твой матери два пути. Или замуж ей надо. Или к Юлиану на поклон. В современной России молодой женщине больше никак не выжить. Валя, поверь мне!
Валя отрицательно покачала головой. И приложила, как мать, мизинцы к вискам.
— А если она не может, если такая у нее Сорбонна — выручать нам с тобой… и дорога — в Москву! Ты в гостиницу не хочешь… конечно, можно заразиться, а лекарства сейчас дорогие… если что, все деньги и уйдут… Но надо же достать на билеты! — И она вдруг выпучила глаза. — А ты у этого хахаля и займи!
— У Вячеслава Михайловича?! Никогда!
— Почему? Он твоему папе дал? Дал. А если тебе откажет — значит, не хочет, чтобы мы его нашли. Если уверен, что дяди Мини на свете нет, даст. Вот проверь! У меня логика безошибочная!
— Я боюсь…
— Боишься, что даст? Или что не даст? Но надо же что–то делать! — И Лена зашептала в самое ухо подруге. — Если дядю Миню охомутали московские бабочки, увидит тебя — вернется. Спасай семью, Валька! Семья — это святое…
— А как? Я не знаю, когда он теперь придет.
— Придет, никуда не денется. Может, даже завтра. С тебя «Орбит» с яблоками. Бай!.. — Поцеловала Валю, размашисто пошла к двери, вернулась. — Старею, забыла… — Достала из кармана листок бумаги и подала Вале.
— Что это?! — испуганно спросила Валя.
— Под вашей дверью лежало.
Валя увидела крупные карандашные каракули: «ПОДЕЛИТИСЬ МИЛИОНАМИ, НЕ ТО ХУДО БУДИТ!» Кто написал?!
— Какие несправедливые люди! Ведь не знают ничего!..
Лена деловито достала зажигалку, чикнула и сожгла записку.
— До завтра? — и громко. — Теть Тань, я домой…
Входная дверь захлопнулась. Приглушив музыку, из спальни вышла сумрачная Татьяна Сергеевна, и Валя бросилась на шею матери.
— Ну, что ты, что ты… — обняла ее мать. — Завтра, будем надеяться, дождемся каких–нибудь новостей… Мне сон снился… Так дальше нельзя! Что–то надо решать.
15
Главврач выделил для семи больных во главе с Миней микроавтобус «Соболь», другой группе больных с Вадимом — «уазик». И психбольница перестала существовать — может быть,
— В демократической России в третьей фазе ее развития уже не может быть сумасшедших, — так сказал, хохоча, Олег Анатольевич, — потому что все синдромы размазаны строфатином и гормональными препаратами.
Марина, прощаясь, смотрела на Миню в его сиротской одежде, смотрела туманными глазами красавицы из сказки, зажав под мышкой толстенный том Библии, и ни слова не сказала. Только бросила ему на руки свежий белый халат — надень. Конечно, выйдет замуж за главврача… это хорошо… они как раз подойдут друг другу… Забыть, забыть!
Ныряя в лога и выскакивая на холмы, «Соболь» к середине ненастного дня, поплутав в облетающих березняках с оврагами, проскочил в то самое село, где Лавриков жил у Люси. Избу ее Миня нашел сразу, но на дверях сеней висел плоский амбарный замок. Искать женщину с лисьими глазами времени не было, солдат вилкой карманного ножа легко отпер его. Пробежав к окну, Миня вытряхнул все три горшка с цветами на подоконник, руками разобрал землю, но пуговки нигде не нашел. А зачем она ему? Вдруг до него дошло — это болезнь была, не нужна ему пуговка. И радостно стало Мине. И махнул он рукой:
— Поехали.
Но, когда уже поскакали по полям, подумал: «А лучше бы все–таки найти мне ее, красную, забрать с собой. Вдруг кто другой приберет».
Оставалось прислушаться к самому себе — где он сейчас? Вроде бы до сих пор в земле сырой. Лишь бы не попасть в руки плохого человека. Миня улыбнулся подпрыгивавшим в салоне, побледневшим от волнения спутникам.
— Ну, братья, кто где живет? Говорите, как лучше, чтобы по пути.
И начал развозить Миня Лавриков своих нынешних братьев по их семьям. Зябкий осенний ветер гнал тучи в небесах и тучи темной листвы по земле. Близилась зима.
Первым завезли в село Ножницы того самого Кирьянова, который рассказывал, как его односельчане украли три с половиной километра проводов. Повинуясь его торопливым объяснениям и тычущему в стекло пальцу, подкатили к весьма исправному дому, постучали в калитку, и выступила на улицу жена, дородная краснощекая женщина в кожаной куртке. Увидев бедолагу, отступила, замотала головой, не хотела пускать домой, но Миня в белом халате поманил ее пальцем, пододвинулся к ней близко и ласково молвил:
— Библию читала? Господь за сирыми и слабыми смотрит в бинокль. Хочешь окаменеть до колен?
И оторопевшая жена впустила своего мужа в избу.
— И смотри у меня! Приеду в любой час ночи — проверю.
«Ой, не стал ли я слишком строгим? — попытался одернуть себя Миня. — Но я же во имя семьи, во имя любви. Она, может, оступилась, и тут надо помочь авторитетом медицины».
В другом селе другая супруга с топором встретила на крыльце своего муженька. Стояла, выпятив беременный живот, высокая, как Петр Первый, с усиками, глаза как огонь. В хате были слышны мужские пьяные голоса. Миня бесстрашно подошел под топор и сказал так: