Мир Азриэля. Песнь ласточки
Шрифт:
Голос Виктора потонул в тишине, в которой с громким треском по одному из завитых рогов с золотым кончиком прошлась белая трещина, и он с противным лязгом откололся, подкатившись к ногам парня и нерешительно замерев, заставив Арктура со звоном бубенцов и браслетов упасть на свои выпирающие кости на козлиных коленях.
Наклонившись и подобрав тяжёлый рог, Виктор задумчиво провёл пальцами по множеством зазубрин, замерев лишь на заострённом, как лезвие ножа, золотом кончике, и вновь перевёл взгляд на хозяина лабиринта Костей.
— Либо Тьма заставит тебя сделать это, разрушая по частям до тех пор, пока от тебя не останется лишь призрак… так что решайся, Бетельгейзе, — присев напротив и сжав в руке рог
Выпрямившись, Виктор оценивающе взглянул на даже не вздрогнувшее существо перед собой, чей взгляд замер на тысячи бутонов роз под толстым стеклом, решая, как ему поступить. Правда, решать ему было уже не долго: второй рог начал покрываться длинной сетью трещин, заставив Арктура чуть ли не вскинуть голову и, неуверенно поднявшись на сильные ноги, вдруг поклониться в почтительном поклоне, от чего на его ушах тоскливо звякнули бубенцы.
— Я… признаю своё поражение, — спокойным и покорным голосом произнёс он, и трещины на его роге тут же замерли, — и теперь отныне и навсегда починяюсь вашим приказам…
— Так то лучше… а теперь уничтожь это место к чертям, и больше никогда не возрождай.
Существо даже не дрогнуло, но Виктор почувствовал, как что-то изменилось. Воздух похолодел, а стекло под ногами покрылось сотнями трещин, как и стены, и потолок, что постепенно исчезал в пробивающемся откуда-то сверху свете, что заливал всё, заставляя щурить глаза и чувствовать на своём лице ветер, принёсший с лугов пряный запах вереска и смолы, а так же роз, раскинувшихся на месте некогда грозного костяного лабиринта. Всё это исчезло в один миг, и где-то за кромкой леса показался золотой диск солнца вместе со своим близнецом, озарив всё первыми тёплыми лучами и бликами, падающими на верхушки сосен.
Неподалёку раздалось ржание и, очнувшись, Виктор резко обернулся, смотря на чёрного, как сажа в печи, коня, несущегося в его сторону с застрявшими в гриве лепестками цветов. Нерешительно остановившись и встряхнув головой, Дракар выдохнул из чёрных впадин ноздрей тёплый воздух, и вдруг коснулся своим тёплым лбом лба замершего юноши. Нерешительно подняв руку, Виктор дотронулся до мягкой горячей шеи и, не выдержав, обнял её, зарывшись носом в жёсткую гриву и жмуря от удовольствия глаза. Конь даже не дрогнул, лишь перешагнул с ноги на ногу, вновь одарив шею горячим дыханием и вдруг издав негромкое ржание. Отпрянув, Виктор вгляделся в поляну из цветущих роз, что словно капли золотых лучей раскрывали свои драгоценные бутоны и сверкали небольшими бриллиантами-слезами. К каждому тонкому стебельку была привязана алая ленточка, развевающаяся на поднявшемся из-за леса ветре.
И среди драгоценных роз Виктор заметил рыжие вихри волос и, осторожно подавшись вперёд, неуверенно сжал ладонью поводья как-то обречённо вздохнувшего коня. Среди цветов, словно на красивых перинах, лежала Мария. Её грудь всё так же незаметно вздымалась, но лицо оставалось призрачно-белым, как у мертвеца, и что-то вдруг заставило юношу шагнуть к ней, упав на колени и слепо смотря на эти спокойные, ничего не выражающие черты лица.
— Что с ней?.. — слыша, как с губ срывается хриплый голос, прошептал он.
— Никто никогда не просыпается ото сна лабиринта, — словно выйдя из воздуха негромко произнёс Бетельгейзе, заставив Дракара нерешительно отступить назад.
Сорвав цветок без алой ленты, существо задумчиво оглядело его и, поднеся к приплюснутому кошачьему носу, осторожно вдохнуло приятный аромат, от чего длинные уши еле заметно встрепенулись, и бубенцы огласило всё тусклым печальным звоном.
Почти бесцветные губы Виктора
— Я думаю, есть шанс пробудить её, — вдруг хрипло произнёс Дракар, заставив Виктора вздрогнуть и резко обернуться к нему, смотря в эти чёрные бездонные глаза. — Вы ведь слышали сказку про хрустальную деву?
— Хрустальную деву? — очнувшись, вдруг оживился Арктур, и вся его прежняя манера вновь вернулась, заставив того вновь отвесить поклон и хитро улыбнуться. — Позвольте мне её рассказать… я знаю эту сказку на всех языках, ведь сам стал её свидетелем…
Ещё давно, в те призрачные времена, когда я считался бы за человека, жила семейка простофиль. Мать и отец работали на мельнице, и внешностью особо не отличались, а вот дочь их была… дочь их была неписанной красавицей. Такую только во дворец, впрочем, один старый король на неё загляделся, и привёз в замок, где она влюбилась в его сына. Вот только сам король собирался жениться на ней и, прознав про его планы, девица сбежала, приняв от леса дар — яд, который увековечил бы её красоту. И дурёха выпила его, вот только яд этот обратил её в хрусталь, который никто разрушить не мог.
Однажды сын короля спустя долгие годы прознал про то, что его возлюбленная заточена в хрусталь, и спустя долгое время всё же нашёл свою суженную. И лишь поцелуй, что он подарил своей возлюбленной, смог пробудить её от вечного сна… у сказки много концовок, жаль только, ни одна из них не сулит правду. Эти двое вовсе не жили долго и счастливо, а умерли от рук безумного короля. Правда, об этом лучше не упоминать…
Бетельгейзе таинственно преподнёс указательный палец к растянувшимся в улыбке серым губам, явив остро заточенные зубы, а другую отвёл в сторону руку, словно говоря о том, что невозможное порой возможно, просто надо сильно поверить в это.
— Поцелуй? — словно слыша собственный голос со стороны повторил Виктор, неуверенно взглянув на белое, словно листок бумаги, лицо Марии. Странно, но сейчас это казалось единственным выходом. Она ведь жертвовала собой, спасая его из темницы? И на речке тогда… и в его будущем была она, а не Призрачная королева, именно Мария, что как-то связанна со всем, что тут происходит. И это пугало, но он хотел добиться ответов, пусть они даже и будут не от неё.
Осторожно коснувшись ледяной ладонью мягких рыжих волос, юноша невольно скользнул по ним пальцами, чувствуя её еле тёплую кожу на шее и, осторожно наклонившись, так и замер. Сердце, как подстреленное, ломилось в грудь, мешая дышать и туманя взор. Если бы он мог, прошёл бы ещё раз Забытый Город, лишь бы не видеть после этот укоризненный и ненавистный взгляд рубиновых глаз. Конечно, если она ещё об этом узнает…
На миг закрыв глаза, Виктор всё же наклонился, опалив дыханием её тёмно-алые губы, замечая незамеченные ранее золотые веснушки на носу, и не смея отвести взгляда от ровных рыжих бровей. Чёрт, как же она ему в этот миг напоминила Призрачную королеву с той только разностью, что была какой-то более живой, и умела злиться и улыбаться, когда на лице той была вечная маска насмешки и гордыни.
И всё же его холодные губы осторожно, не решаясь, коснулись её, мягких и почему-то пахнущих вишней, а дыхание на долгие секунды сбилось, как и сердце, готовое выпрыгнуть из груди. Он чувствовал её тёплое, почти что обжигающее дыхание на своей щеке, и как её сердце всё чаще и чаще начинает биться, сливаясь с ним в один такт.