Мир царя Михаила
Шрифт:
– Не знаю, - печально сказал Сосо, - ведь я знаком с ним только заочно. И по себе знаю, что известие о том, что произошло или должно произойти в будущем, действует на человека подобно удару молнии.
– Ирина, - сказал он после недолгого молчания, - посмотри, пожалуйста - сколько времени прошло? Не пора ли нам возвращаться?
Я бросила взгляд на свои часики и увидела, что время, данное нами чете Ульяновых-Крупских на размышление, уже истекло. Мы развернулись, и отправились снова на улицу Давид Дюфур.
На стук дверного молоточка нам открыла мать Крупской,
– Идите быстрее, - шепнула она нам, - там такое…
Похоже, что за время нашего отсутствия между Лениным и его супругой произошел весьма нелицеприятный разговор. Лицо Ильича было хмуро, а у Надежды Константиновны - заплаканно. Злосчастный учебник истории лежал на столе. Из него во все стороны торчало множество закладок.
– Присаживайтесь, товарищи, - попытался изобразить гостеприимство Ленин. Потом, видимо не сумев сдержать эмоции, он с досадой взмахнул рукой, и сказал, - И принес вас черт на мою голову… Как все было хорошо, все точно и ясно…
Мы с Сосо лишь переглянулись. Но промолчали - а что мы могли сказать ему в ответ? А Ильич, немного успокоившись, каким-то жалобным голосом спросил у нас, - Товарищи, что же теперь нам делать-то?
Я первая не выдержала, и ответила ему, - Трудиться надо, товарищ Ленин, на благо своего народа и своей страны. Ну а что касается мировой революции, то можете о ней забыть… Люди и народы все разные, и тех же англосаксов вы никогда не заставите жить социалистическим общежитием. Как ни прискорбно, но это факт.
– Да, товарищ Андреева, - сказал печально Ильич, - я это уже понял - прочитал в вашей книге. Но ведь так, как сегодня живут крестьяне и рабочие в России, так жить нельзя.
– Помнится, в одна тысяча тринадцатом году, товарищ Ленин, - сказала я, - вы написали, или еще напишите, в одной своей работе: “Революционная ситуация - это когда низы не хотят жить, как прежде, а верхи не могут хозяйничать и управлять как прежде”…
– Это я у вас написал?
– удивленно спросил вождь мирового пролетариата, - А что, очень интересная мысль и верно подмечено… Революция, как функция экстремума социальных противоречий. Только, к чему вы это все мне говорите?
– А к тому, Владимир Ильич, - сказала я, - что если верхи, и так нелюбимое вами самодержавие, захотят и смогут изменить правила игры, пойдя навстречу требованиям трудящихся низов, то революционной ситуации уже не будет… Кажется это называется “революцией сверху” истории известно несколько таких случаев… Следовательно…
– Вы полагаете, что наши российские верхи, буржуазия и царское правительство, готовы пойти навстречу?
– удивленно спросил Ленин.
– Нет, я категорически отказываюсь поверить в эту благоглупость. Товарищ Андреева, этого не может быть!
– “Этого не может быть никогда, потому что если бы люди жили на Луне, то заслоняли бы для нас магический и волшебный свет ее своими домами и тучными пастбищами” - процитировала я незабвенного Антона Павловича Чехова. Потом подумав, добавила,
– Товарищ Ленин, мы уже поняли,
Есть и еще одна причина. Всеобщая нищета является главным препятствием для развития в России индустрии. Нищие - не покупают товаров. И это факт. Поэтому мы убедили верхушку дома Романовых что нужно провести в России такие реформы, которые дали бы тот же результат что и победившая социалистическая революция.
– Кстати, вы уже слышали об отмене покойным императором Николаем Александровичем выкупных платежей для крестьян?
– Ленин удивленно покачал головой, - и насчет десятилетнего замораживания недоимок по этим платежам?
– при этих словах изумление Ильича достигло точки кипения.
– Ну, а насчет верхов… - продолжила я, - вот, товарищ Коба может вам рассказать об одной встрече с руководителями нашей делегации в Санкт-Петербурге. И знаете, где произошла эта встреча - во дворце Великого князя Александра Михайловича. А наши товарищи встречались с высшими лицами государства Российского и убедили их начать реформы, которые облегчили бы жизнь пролетариата и крестьянства. Мы все-таки представляем не кучку мечтателей, а какую-никакую силу, кроме того многие наши политические противники оказались замешаны в попытке государственного переворота и покушении на государя Николая Александровича и теперь вместо интриг общаются со следователями Главного Управления Госбезопасности.
Всем же революционерам, не замешанным в терроре, и считающим что они смогут достичь своих целей чисто политическим путем, объявлена полная амнистия и их выпускают из тюрем и ссылок. Уж мы-то знаем, кто есть кто. Как вы полагаете, скоро ли возникнет в России революционная ситуация после проведения подобных реформ?
Вы, кстати, тоже можете вернуться в Россию в любой момент, и ни один жандарм вам даже слова дурного не скажет.
Ленин, задумчиво слушавший мою речь, нахмурился, и на последний мой вопрос отрицательно покачал головой. Потом подумал немного, и сказал,
– Товарищ Андреева, как революционер, я огорчен происходящим сейчас в России. Похоже, что мне уже никогда не увидеть торжества пролетарской революции. После начала реформ, а я полагаю, что это только начало, - тут он вопросительно посмотрел на меня, и я кивнула ему в знак согласия, - так вот, после того, как реформы будут продолжены, мечты о революции, скорее всего, так и останутся мечтами. И наша партия будет вынуждена из революционной превратится в обычную парламентскую партию. Она будет вести свою борьбу не на баррикадах, а в залах заседания российского парламента, отстаивая там интересы трудящихся. Это и хорошо, и плохо.