Мир Чаши. Дочь алхимика
Шрифт:
– Сюда! – Все забежали в комнату, помогая раненым, и Жозефина немедля занялась исцелением.
– Надо уходить, госпожа, – произнесла Каталин, споро снимая с пояса моток тонкого и прочного шелкового шнура и привязывая его к ножке кровати. – Придется прорываться через ворота. Во дворе еще двое, но не все могут быть на виду.
– Их трое, – отозвалась Жозефина. – С ними маг под Щитом. Я полагала уйти через Врата.
Лаки, чьей раной как раз занималась целительница, удивился вслух:
– А Врата-то откуда?
– Фердинанд, – коротко ответила Жозефина. Только что
В дверь комнаты уже кто-то ломился, другие бежали по лестнице вниз, отчаянно не успевая. Собравшийся отряд срезал веревку и рванул к конюшне. В нарастающем шуме – отдаленном топоте, под крики: «Лови их! В конюшню пошли!» – вбежали в пахнущий сеном сумрак. Пока вытолканный вперед Фердинанд творил заклинание – «А куда?» – «В город!» – «Я там не был!» – «Тогда хотя бы за версту, в лес, дальше по тракту!» – бойцы, посшибав задвижки, вывели из денников коней, и все беглецы один за другим вбежали в повисшие в воздухе Врата.
…Мерцающее ртутное зеркало, не имеющее толщины, выбросило их в болото почти с высоты человеческого роста. Первые двое – Витар и Лаки – не растерялись, моментально отойдя вместе с конями в стороны, и каждому последующему помогали отойти или оттаскивали, как Фердинанда; наконец серебро и лазурь собрались вместе и, настороженно косясь на уже искажающиеся Врата, начали отходить – и последним усилием те выплюнули конного, того второго, бдившего у ворот.
– Поймал! Я их поймал!!! – было его последними словами перед тем, как он свалился в болотную жижу. Крепкие парни вытащили незадачливого ловца из булькнувшей влаги, кто-то перехватил поводья его коня – скакуны, по счастью, ничего себе не поломали.
Болото – а точнее, подболоченное озерцо – выпустило их довольно быстро, меньше чем через четверть версты. Пока они брели через хлябь, Жозефина думала, что наемники спасли ей жизнь и свободу уже второй раз за сутки – и наверняка всего лишь второй раз из множества последующих.
Привычные к дороге бойцы споро набрали дров и развели костер. Присев перед пленным так, чтобы огонь освещал его лицо, а ее оставлял в тени, юная де Крисси велела снять мешок с головы пленного и мизерикордией перерезала ту тряпку, которой ему перетянули рот. Мужик, одетый вовсе не по-разбойничьи, ошалело покрутил головой; девушка, направив в его горло кинжал – хищные грани отчетливо блестели в свете костра, разгонявшем предрассветный сумрак, – спросила:
– Ну, поймал?
– Н-нет…
– Ты кто?
– Михиль я…
– Кто
– Усатый нанял… Просто, грит, присмотреть следует, убивать никого не надо… Что я, совсем, что ль, на кровавое-то дело идти…
Выждав, пока Михиль перестанет бормотать что-то в свое оправдание, Жозефина продолжила:
– С вами был маг. Кто он?
– С Усатым был, – заторопился мужик, – да, Хрипатый. Говорит так, будто свинца расплавленного глотнул. Говорили оба, мол, надо присмотреть, чтоб не побег никто, драться не надо, крови не будет, денег дали… Ну я согласился, чего нет-то, на лошадке посидеть, поглядеть, всего делов, ну… Я человек честный, не то что наемники ваши, вон при оружии все…
Жозефина глянула на стоявшего позади пленника Вита, и тот мгновенно оказался совсем рядом с ним:
– Ты, гнида… – выдохнул он, уперев в беззащитные ребра острие клинка, – не путай честное ремесло и работенку на побегушках. Сам небось в штаны наложил, как зазвенело-то, и умирать не полез. – Северяне, как любые справные бойцы, всегда могли оценить искусство противника, как бы ненавистен он ни был. – Отвечай госпоже и думай, на кого разеваешь пасть. – Боец перетек обратно, вновь прикинувшись одной из предрассветных теней, оставив Михиля леденеть, все еще ощущая под ребрами жало клинка.
– Только это… – жалобно продолжил пленник. – На мне это… амулет, Хрипатый вешал… сам я его снять не смогу, а ежели сниму – тут голова напрочь и отлетит.
– Сам-то кто будешь? – спросила Жозефина, несколько смягчившись; она чувствовала, что пленник не врет, и природное мягкосердечие взяло верх над жесткостью, зарождавшейся все последние дни и вступившей в силу в момент, когда ей пришлось целиком отвечать за свою жизнь и жизни тех, кто был вместе с ней.
– Ну… в замках понимаю и капканы поставить-снять могу…
Вор и взломщик. По-своему честный человек, в крови не марающийся.
– А откуда?
– Местный я, с Кастириуса, пять верст окрест все, почитай, знаю.
– Вывести отсюда сможешь?
Пленный покрутил головой, щурясь сквозь сумрак.
– Ежель посмотреть да повыше еще забраться – смогу, тут болот-то, почитай, несколько всего, уж соображу…
Жозефина кивнула своим бойцам, и те споро усадили Михиля на коня, не развязывая, впрочем, ему рук. Тот огляделся туда-сюда, приподнялся в стременах и изрядно повеселевшим голосом заявил:
– Вон туда идти надо. Там холмы вначале пойдут, тропка будет, по ней село, а там и дорога. Только друг за дружкой идти надо, след в след.
– Так… – Девушка обвела взглядом отряд. – Все просохли? – Ответом ей были утвердительные кивки. – Тогда снимите с него эту дрянь. Каталин!
Его спустили с седла, Мать воинов подошла к нему – «Не руками!» – сняла с пояса боевой нож и, подобрав из-под ног ветку, скинула со склоненной шеи сыромятный шнур. На шнуре висел гладкий и плоский речной окатыш с полпальца размером и веял магией, и магией опасной. Каталин подошла к болоту и, раскачав, выбросила талисман в воду – тот улетел мало не к середине и булькнул, уйдя в глубины заболоченного озера – только пузыри по воде.