Мир-Цирк. Город Барабу. Песнь слона

Лонгиер Барри Брукс

Девочка кивнула:

— В один прекрасный день я научусь говорить со слонами. Я чувствую настроение Рег. Она пытается мне что-то сказать.

Паки пожал плечами и посмотрел на Роббер:

— Я говорю с моей Роббер уже не один год. Мне кажется, она меня понимает.

— А почему ты здесь, а не со всеми?

Паки посмотрел на девочку.

— Приближается великий момент, Вилл. Мы станем первым цирком, который пересек ось вселенной. Такое случается не каждый день.

Паки кивнул и посмотрел на свою слониху.

— В такой момент — не знаю, с кем бы я хотел быть в

такой момент. Наверно, ни с кем.

— А я пойду к Рег.

Паки кивнул:

— Удачи тебе.

Крошка Вилл обошла ведро и направилась к дальней трубе. Подойдя к загончику Рег, она устремила взгляд вверх на серого гиганта:

— Рег, ты меня слышишь? Ответь, Рег! Слониха повернула голову и нежно погладила девочку хоботом, а затем вернулась к любимому сену.

— Ну, пожалуйста, Рег. Скажи мне хоть что-нибудь. Но слониха продолжала жевать.

Крошка Вилл шагнула к ней ближе и, дотянувшись до слоновьей щеки, легонько погладила.

— Нхиссия говорит, что прикосновения помогают нам лучше понимать других. Ты слышишь меня, Рег?

Слониха перестала жевать. Она застыла как вкопанная. Вилл закрыла глаза и ощутила охватившую ее волну тепла: будто настоящий океан любви.

— Ой, Рег! Ты заговорила со мной. Я люблю тебя, Рег, a ты меня?

Крошка Вилл почувствовала, как дрогнул пол у нее под ногами. Она открыла глаза и посмотрела на Паки.

Дрессировщик вскочил на ноги и бросил взгляд в сторону входа:

— Черт, что там у них происходит?

Пол уплывал из-под ног Крошки Вилл. Она успела увидеть, как Паки упал, но в следующий момент сама больно ударилась головой обо что-то твердое.

— Папа! Мамочка! Мне больно!

Тогда девочка посмотрела вверх, сквозь застилавшие слезы глаза, и увидела над собой массивную ногу Рег.

Мир цирка — это смех, калейдоскоп ярких, кричащих красок, сладкая вата и улыбки клоунов. А еще это грязь, переломанные кости, усталость, бесконечный тяжкий труд, раздражение, больные животные, нечестная администрация. Это колючий град, принесенный ночной бурей, изрешетивший брезент купола. Это покалеченные судьбы друзей — если им посчастливилось выжить. Это укротительница львов с пистолетом у виска, перестрелявшая всех своих «кисок». Это Здоровяк Вилли, истекающий кровью на траве неизвестной планеты. Это маленькая девочка, одна в огромном мире, где ей больно и страшно.

Мир цирка — каким он был всегда — нескончаемое веселье, господа.

— Крошка Вилл? Ты слышишь меня? Это я, Паки.

Девочка открыла глаза. Было светло — значит, наступило утро. Вилл ничего не чувствовала. Ничего, даже боли. Какое-то время взгляд девочки оставался прикован к крыше из веток и травы у нее над головой. Вилл повернула голову — рядом с ней сидел Паки. И снова закрыла глаза.

— Крошка Вилл. Здоровяка больше нет. Я теперь тебе буду вместо отца. — Голос Паки дрогнул. — Здоровяк… в общем, он попросил меня о тебе позаботиться. Ты согласна?

Камень не знает любви. Ему неведома горечь утраты. Камню не больно. Везет же ему.

Паки сжал руку девочки:

— Мы с тобой поладим, Вилл, вот увидишь.

Он

наклонился и что-то вложил ей в руку. Девочка открыла глаза и приподняла таинственный предмет. Это был стек с позолоченным наконечником, принадлежавший ее отцу.

Камень никто не любит. Его страдания никого не трогают. Другим все равно, больно ему или нет. Нет, не повезло камню. Бедняга.

Крошка Вилл прижала стек к груди и расплакалась.

Паки осторожно взял ее на руки и прижал к себе.

— Вот увидишь, нам будет хорошо вместе.

Глава 5

Конкурс на лучшее название планеты, судя по всему, выиграл покойный директор цирка Джон О'Хара. Задыхаясь в объятом пламенем «Барабу», он дал ей имя Момус, в честь древнего божества смеха. Так и назвали планету — Момус.

Постепенно имена получили и другие вещи. Третий шаттл, в котором перевозили животных, приземлился рядом с большим озером, которое назвали Столовым. Вода, стекавшая с окружавших его гор, попадала в гигантскую впадину, которую назвали Великой топью. Озеро занимало часть этой впадины. Из юго-восточной части озера по каменистому руслу, пенясь, вытекал поток, который назвали Разлапистым Ручьем.

Металлические панели, снятые с шаттла, превратились в лопасти водяного колеса. Они были странной формы и чем-то напоминали огромные башмаки клоунов, на несколько размеров больше обычных. Отсюда и название — Разлапистый Ручей.

Водяное колесо приводило в движение металлическую арматуру, снятую с шаттла. На ней укрепили абразивные лопасти, которые пришлось позаимствовать со сверлильной установки технического отсека. Эти лопасти были способны искромсать все, что угодно, — даже невообразимо твердую обшивку шаттла. Ведь, чтобы прокладывать дороги, требуются инструменты. А для них, в свою очередь, необходим металл. И чтобы получить металл, пришлось пустить в расход третий шаттл.

Предполагалось, что дорога протянется от трех шаттлов, приземлившихся севернее третьего, через горы, мимо Столового озера к четырем машинам, совершившим посадку на берегу моря. Самым северным из шаттлов командовал Майк Айкона, завхоз. За самый южный ответственность нес Тарзак, бригадир. Дороги еще не было, но она уже получила название — дорога Тарзак-Айкона.

Старший пилот третьего шаттла Комета Хана Санаги сидела на вершине холма, наблюдая, как ее корабль исчезает буквально у нее на глазах. Она перевела взгляд вниз, прислушиваясь к визгу и лязгу корундовых ножей, кромсающих грузовые блоки на клинья, ножи, полозья. Теперь артисты занялись изготовлением лопат, топоров, совков. Слоны могли бы тащить за собой что-то вроде перевернутого экскаваторного ковша, двигаясь через горы по ущелью на север. Ручей, вытекавший из северной части Столового озера, водопадом срывался с высоты вниз, затем бежал, извиваясь, по каменистому дну ущелья. Отвесные стены ущелья позволяли проложить дорогу лишь по его верху — извилистую и неровную. По словам разведчиков, им предстоял немалый труд, чтобы через горы пробраться к долине, которую пассажиры трех других шаттлов назвали Изумрудной.