Мир до и после дня рождения
Шрифт:
— Но у вас сейчас все в порядке? — Это было похоже на сговор, как и в Борнмуте четыре года назад. — Она выглядит обеспокоенной.
— Ты о том, как она себя ведет? Понимаешь, успех не всегда благотворно сказывается на человеке.
— Тебе лучше знать. Но ты-то сейчас доволен? Ты ведь наконец выиграл титул.
— Помнишь, что я сказал тебе в тот вечер? — Рэмси залпом осушил бокал. — Я никогда не бываю полностью удовлетворен. Стоит получить то, чего долго желал, как оказывается, что появилось и еще что-то, чего тебе не хватает.
Их взгляды встретились.
— И
Рэмси отвернулся и не ответил.
— Знаешь, — произнес он через некоторое время, — интуиция подсказывает мне, что ты сегодня победишь.
Ему не стоило так говорить.
— Интуиция подсказывает мне, что ты сказал это каждому претенденту, хитрец.
Рэмси не улыбнулся.
— Я же не дамский угодник, тебе ли не знать.
Их взгляды опять встретились, и она, струсив, отвела взгляд.
— Ты читал «Ивана?»
— Я читал.
— И понял?
— И понял.
И, словно желая продемонстрировать, как многое, произнес следующее предложение, которое со стороны могло показаться нелогичным продолжением:
— Ирина, мы с Джуд решили опять пожениться.
Она посмотрела на мыски своих туфель и вновь подняла глаза на Рэмси.
— Полагаю, это очень хорошая новость. — Ей следовало обойтись без этого «полагаю», но она ничего не могла с собой поделать.
— По крайней мере, получу дом в Испании обратно. — У него не хватило сил улыбнуться. — Ты тоже замужем, более или менее. Что еще бедному парню делать. Ты жадничаешь, голубушка. Хочешь попробовать пирог и оставить его нетронутым.
Впервые с вечера его сорок седьмого дня рождения они были так близки к постигшему их тогда искушению. Момент был настолько неловкий, что она с облегчением повернулась, когда услышала за спиной:
— Ирина Галина!
На свете лишь один человек мог произносить это имя без иронии в голосе. Ирина обняла мать с особенной радостью.
— Поздравляю тебя! — сказала по-русски Раиса, хотя ее нарядное малинового цвета платье вносило некоторую путаницу, становилось непонятно, кого в этой семье стоит поздравлять. — А это что за красавец?
— Этот красавец — Рэмси Эктон, мой старый друг. Помнишь, мы с Лоренсом недавно тебе рассказывали. Игрок в снукер.
Ирине пришлось прервать беседу и отойти для представления жюри и прессе, оставив Рэмси знакомиться с буйным русским темпераментом. Раиса так махала руками, что могла бы разметать все блюда с канапе. Она разыграла целое представление о любви к снукеру, не скупясь на льстивые фразы, произносимые с неизменным сильным акцентом. Перед глазами Ирины представало ее возможное будущее, и она внезапно порадовалась тому, что Рэмси принял решение жениться.
Ирина неожиданно разговорилась с мужчиной аристократического вида, чей растерянный взгляд человека, ощущавшего себя не в своей тарелке, вызвал в ней чувство сострадания.
— Я случайно оказался в Нью-Йорке на заседании коллегии, и Джуд Хартфорд пригласила меня присутствовать, — объяснил он с ярким британским акцентом. — Но мадам не удостоила меня и парой слов, а сопровождавший ее парень, что играет в снукер, был непозволительно груб!
— Рэмси был груб? — удивилась Ирина. —
— Мне жаль, мадам, но я понял его даже слишком хорошо. Хорошего вечера, господа. Желаю вам удачи.
Какой приятный мужчина, но что-то здесь не складывается, ведь Рэмси самый вежливый человек на свете. И вот сейчас он направляется к ней.
— Я познакомился с твоей сестрой, — сказал Рэмси. — Эта птичка болтала…
— Нет-нет, птички не могут болтать.
— Ты зануда. Ладно, ворковала без умолку — так лучше? — о том, что «она всего лишь мать и жена», совсем не похожа на свою «знаменитую» сестру. Никогда не встречал такой скромной и одновременно надоедливой женщины. Ой, и потом она ни с того ни с сего начала болтать о том, почему ты не хочешь тоже стать матерью, ворчала, что тебя интересует только работа и поездки по разным странам. Потом она решила, что хорошо, что у тебя нет ребенка, потому что ты точно оставила бы его играть со спичками, а сама бы ушла рисовать очередную ромашку. Она мне так надоела своим трепом.
— А ты что сказал?
— А как ты думаешь? Сказал, что ты милая, добрая, умная и можешь стать прекрасной матерью. Она сразу заткнулась.
Ирина рассмеялась и выпалила, даже забыв подумать:
— Я тебя обожаю!
В следующий момент всех пригласили к столу.
Места для номинантов были за большим центральным столом, но Рэмси и Джуд сидели довольно далеко напротив Ирины и Лоренса. Она не представляла, как Лоренсу это удается; нормальные люди пытаются завести разговор, произнеся что-нибудь безобидное, например: «Ненавижу, когда закуски готовят с таким количеством майонеза!» Он же непонятным образом втянул всех сидящих за столом в дискуссию об администрации Буша. Рэмси политика не интересовала, поэтому Ирине не показалось странным, что он сидит как каменное изваяние. Но удивило то, что Джуд Хартфорд, штудирующая «Телеграф» и ярый сторонник Лейбористской партии, не произнесла ни слова.
Редко подаваемый в отелях ростбиф был восхитительным, жаль, что Рэмси, должно быть, плохо себя чувствовал, ведь он к нему даже не прикоснулся. Поскольку разговор не был поддержан сидящей вдалеке парой, все чувствовали себя немного неловко, но у Рэмси было оправдание. Вполне естественно, что в компании литераторов игрок в снукер чувствовал себя не в своей тарелке и смущался.
Однако Джуд находилась в своей стихии, отчего же она молчит? Какой все же непростой характер! «Бедный Рэмси, — подумала Ирина, — хочется верить, он понимал, что делает, когда решил с ней сойтись».
После того как официанты убрали со столов, директор фонда перешел к представлению участников. Джуд склонилась к Рэмси и что-то тихо зашептала ему на ухо.
Боже правый! Эта женщина просидела весь ужин, словно набрав в рот воды, а теперь начинает говорить, когда самое время замолчать! У Рэмси не было другого выхода, как отвечать ей, хотя было видно, как ему неудобно разговаривать во время выступления главы фонда. Если бы они были на матче по снукеру, судья попросил бы Джуд покинуть зал.