Мир до и после дня рождения
Шрифт:
— Я один несу ответственность, — сказал Рэмси, удивительным образом копируя интонацию Малковича из фильма, который не смотрел. — Только теперь я это понял. И я один могу все прекратить.
Слезы обжигали ее щеки. Он не имеет права ее обворовывать. То, что она нашла в цокольном этаже его дома, принадлежит ей.
— Ты сказала — вчера. — Ссылка на время коробила. Ей казалось, они не виделись больше месяца. — Сказала, будто я что-то разбудил в тебе. Попробуй сохранить то, что тебе удалось открыть со мной, и отдай это Лоренсу. Пусть будет подарок.
— Что
— Никто не говорил о постели.
— Об этом и не надо говорить.
— Мы не будем этого делать.
— Нет, — согласилась Ирина. — По крайней мере, в данный момент не будем.
— Я не стану твоим любовником.
— Мне это и не нужно.
— Так чего же ты хочешь?
На минуту Ирине показалось, что она едет по городу в машине с завязанными глазами. Как же ей вернуться домой? Обретя способность видеть, она огляделась. Она в таком красивом месте, разве ей надо домой? Ее похитили. У нее стокгольмский синдром, она влюбилась в своего похитителя.
— Мне нужно как можно скорее тебя увидеть.
Из трубки послышался вздох.
— Это неразумно.
— Ум здесь ни при чем.
Рэмси застонал.
— Я сам мечтаю встретиться.
— Я могу приехать на метро. Остановка «Майл-Энд», верно?
— Таким леди, как ты, не место в метро. Я заеду за тобой.
— Не надо сюда приезжать. Вчера… Тебе тоже не стоило подъезжать к дому. Тебя многие знают в лицо.
— Видишь, что получается? Фильм ужасов! Будто между нами что-то есть.
— Какова же альтернатива.
— Ты сама знаешь.
— Это невозможно. Я должна тебя увидеть. — Она обнаружила совершенно новую для себя черту характера — своеволие. Это чувство пьянило.
— От метро далеко идти.
— Я сильная.
— Ты редкий, уникальный цветок, который необходимо держать подальше от грязи и жадных глаз Ист-Энда. — В голосе слышалась насмешка. — А как же Лоренс?
— Он на работе. Он звонит мне днем, но я могу сказать, что ходила по магазинам.
— Тебе будет нечего ему показать из покупок.
— Я просто гуляла, не нашла ничего подходящего. Я могу прослушать его сообщение из твоего дома и перезвонить.
— Да у тебя есть опыт.
— Принимаю это как комплимент.
— Большинство телефонов в офисах определяют номер, откуда поступает звонок. У твоего… — он едва не сказал «мужа», — ботаника отличная память на цифры. Например, он мог запомнить мой номер. Я куплю тебе мобильный.
— Отличная идея, но мы с Лоренсом недавно решили, что это слишком дорого. Лоренс может его найти, тогда мне придется объяснять, откуда он у меня. Кроме того, он может выяснить другим способом, верно?
— Да. Даже тогда, когда нечего выяснять.
— А твой день рождения? Это ты называешь ничем? Если бы я стала твоей?
— Ты и есть моя, — мягко произнес Рэмси. — Прошлой ночью… ты ведь спала с ним?
— Разумеется, спала. У нас общая кровать.
— Я не об этом, ты прекрасно поняла. Его долго не было
— Ладно, ладно. Да. Если бы отказалась, он бы что-то заподозрил.
— Мне это не нравится. У меня нет права так говорить, но мне это не нравится.
— Мне тоже, — призналась Ирина. — Я… смогла справиться только благодаря мыслям о тебе. Это ужасно — представлять другого.
— Лучше, когда ты рядом с ним думаешь обо мне, а не наоборот.
— Мне больше нравится быть рядом с тобой и думать о тебе.
— Так когда твоя сочная попка появится на «Майл-Энд»?
Видимо, это весьма типично — потратить уйму времени на обсуждение того, как это должно быть, и лишь в самом конце наконец перейти к деталям того, как это сделать. Ирина было приятно чувствовать себя особенной.
В метро на нее оборачивались и мужчины и женщины. Дело было не только в короткой джинсовой юбке и откровенной желтой футболке, а в ней самой. Возможно, попутчики не нашли определение ее виду как таковому, но все же оценили.
Люди часто рожают детей, женятся или образуют пары, но редко выглядят так, как Ирина. Женственная притягательность стала редкостью. Вы никогда не увидите это на рекламных плакатах в вагоне, заметите лишь вызывающую грудь с рекламы отдыха на островах и сногсшибательную белозубую улыбку, обещанную зубной пастой. Эти картинки заставляют пассажиров мучиться от отсутствия и от желания иметь.
Это была не та поездка, на которую надеялась Ирина Макговерн. Однако, приняв решение не расстегивать молнию юбки, она была честна с самой собой. Она села в поезд с сомнительными целями.
Без предварительного объявления по громкой связи поезд остановился в тоннеле. Подобные остановки на пятнадцать минут были настолько привычными для пассажиров Северной ветки — самой ужасной из всех, — что пассажиры даже не удосужились поднять глаза и оторваться от «Дейли мейл». В связи с «чудачествами» метрополитена постоянные пользователи, вероятно, уже прошли стадии ужаса, отчаяния, нетерпения и развили в себе выдержанность дзен-буддистов. Можно ли определить смиренность пассажиров иным другим словом, кроме мудрости.
Ирине представилась возможность взять паузу. Сначала Рэмси, а потом и внезапная остановка твердили: «Ты должна остановиться».
Мыслями она ускользнула в прошлое, в то время, когда несколько лет назад у них с Лоренсом появилась традиция перед ужином сидеть на диване и жевать попкорн, молча просматривая новости по Четвертому каналу. После переезда на нынешнюю квартиру традиция еще не успела возобновиться.
— Очевидно, что гарантий нет никаких, — пробормотала она, выбирая самые раскрывшиеся ядра. — Я о нас. Как много пар живут прекрасно, а потом — бам, и все кончено. Если это случится и с нами? Вдруг я потеряю веру в проект в целом? Нельзя сказать с уверенностью, что мы справимся. Но если у нас не получится, значит, ни у кого не получается. Или у меня не получится, какая разница.