Мир Дому. Трилогия
Шрифт:
Снежный ком, единожды тронувшийся с горы, набирает обороты – и иногда это даже пугает меня. Я все отчетливее понимаю, что восстание уже на пороге. Маховик запущен. И я даже боюсь представить эту кровавую мясорубку. Впрочем, Комбриг очень доволен достигнутым эффектом – судя по наплыву сил, Завод выводит контроллеров из Джунглей, и это нам на руку. План в силе: собрать как можно больше их в одном месте, чтоб прихлопнуть всех разом.
За прошедшую декаду сделано немало. Наш революционный бронепоезд постепенно набирает скорость – и я чувствую, как в его железном чреве разгорается пламя… Док придумал новую шнягу. Наши вожди обсудили придумку в Смотровой – и пришли к выводу, что финт ушами очень даже возможен и не вызовет подозрений. Шняга, как я считаю, совершенно гениальная –
Все просто. Так же просто, как оросить два пальца на утренней оправке. В первый день декады Док доложил Смотрящему, что имеет подозрение о назревающей среди заключенных эпидемии и необходимости выборочного контроля зэков. Смотрящий, понятное дело, дал добро – эпидемия дело серьезное, враз можно лишиться половины народа. Это позволило Доку в тот же день набрать помощников – по одному-два от каждого модуля. И совершенно понятно, что ими оказались те, на кого ранее пал выбор Комбрига и с кем с самого начала и шла работа. Мы – актив, восемь человек, по числу модулей Гексагона. Мы уже успели перезнакомиться. Не сказать, что мы сразу почувствовали дружеское расположение друг к другу – но общее дело объединяет нас, и мы чувствуем этот невидимый обруч.
Нас всего восемь – но каждому из нас есть чем похвастаться. Оказывается, я не один, кто в эти дни проводил деловые встречи и убалтывал людей. Оказывается, я вообще последний, с кем работал Комбриг – и потому остальные за это время продвинулись чуть дальше меня. Фактически в соседних модулях по сотне-другой народа уже в курсе готовящегося и только ждут команды. Почему-то это неприятно мне – ведь я думал, что именно я первопроходец, этакий отважный революцьёнер без страха и упрека – однако это не так. Утешает одно – только я знаю о Тайных Тропах, уходящих далеко за пределы Гексагона, только у меня есть путеводитель и только для меня – и моих товарищей – приготовлены эвакуационные рюкзаки. Это приятно. Это служит знаком, что для Комбрига я действительно особенный. Восточник! И это приподнимает меня над остальной революционной толпой. И, конечно, я никому не собираюсь рассказывать об этом.
Словом, опасность эпидемии объявлена – и теперь со всех модулей Гексагона в Медотсек стекаются люди. Анализы берутся у каждого – но основную часть Док отпускает сразу, а остальных, на кого укажу я и члены революционного актива, оставляет на передержку. На сутки-двое. Мы отбираем их строго по отрядному принципу – в каждой такой пачке обязательно присутствует ранее посвященный в дело бугор, который является авторитетом для своих крысюков. Группы очень малы, и включены в них только самые надежные из номеров, те, кто на самом хорошем счету. «Не состоял, не привлекался», как выразился однажды Армен. Дальше происходит интересное. Якобы на осмотр и процедуры мы собираем пачку крысюков в Смотровой – коридорная камера четко фиксирует покорную унылую толпу, пинками загоняемую в бокс, – и здесь перед людьми предстает Комбриг, этаким черным дьяволом вылезающий из шкафа. Наш революционный вождь не исключает, что в Гексагоне есть и другие Крысоловы – и теперь мы очень осторожны и Комбриг обрабатывает каждого посетителя рентгеном.
После этого следует небольшой пламенный спич, в котором Комбриг и присутствующий Док дают полный расклад – а бугор подтверждает. Выжимки. О скором восстании, о готовности людей, о наличии оружия, о внешней подмоге, о том, что всем нам выпало добыть себе свободу с оружием в руках. Особенный упор идет на свободу – Комбриг излагает сухо и четко, а Док в своей вальяжной манере расписывает во всех красках. И в заключении крысюкам говорится о том, что вот прямо сейчас Тайными Тропами мы отправляемся в НП-2, ставший на какое-то время нашим тренировочным центром и стрельбищем. Мы даем людям время на охренеть, пошуметь, задать вопросы и немного попривыкнуть – и уходим.
До НП-2 мы движемся час-полтора. Пока идем – Комбриг снова отвечает на вопросы: людей в каждой группе немного, цепь растягивается недалеко и всегда есть возможность пообщаться. Вопросов множество – но от группы к группе они, по большому счету, однотипны. Есть ли план и каков; сколько у нас людей и какие силы; сколько придется сдерживать натиск механизмов; кто такой Комбриг и как появился здесь; что такое Гексагон; что – снаружи, во внешнем мире и какой он вообще, этот мир; есть ли шанс на победу; и самое главное – что будет потом, после победы?.. Комбриг терпеливо объясняет. Этому человеку не отказать в терпении – одни и те же вопросы начинают выбешивать меня уже после третьего выхода – но он невозмутим, словно маяк посреди бушующего моря. Это его спокойствие только положительно влияет на людей – а я в который раз убеждаюсь, что именно таким и должен быть настоящий вождь.
Мы в НП. Дальше следует быстрый перекус рационами – для крыс, жрущих пищеблоковое говно и жидкие сопли, уже одно это является охренительным стимулом – и начинается тренировка. Комбриг объясняет основы, рассказывает и показывает, дает возможность выпустить по одной-две обойме – ох, прошу пардону, не обойме, а магазину, я уже твердо вызубрил различия в этих двух терминах – и почувствовать, каково это, когда у тебя в руках оружие. И я всегда очень люблю наблюдать эту картину – человек, получивший в руки ствол, становится совершенно другим.
Распрямляются плечи; загораются глаза; движения становятся энергичнее и собраннее; но самое большое изменение происходит с лицом: выражение растерянности и недоверия вытесняется сначала робкой радостью и надеждой, и уже после – плотно сжатыми губами и ненавистью в глазах. Расстреляв первый магазин по мишеням, которыми выступают схематично нарисованные Комбригом четырехсотые, люди делают первый шаг к тому, чтобы поверить в происходящее.
Первый час – стрелковая подготовка. Мы учимся снимать оружие с предохранителя, учимся правильно держать автомат и целиться, учимся не закрывать глаза при выстреле, учимся заряжать в магазин патроны и примыкать его к автомату. Отмыкать мы тоже учимся – но не столь активно, как примыкать. И только на третьем занятии до меня доходит, почему – многие «бойцы» просто-напросто сдохнут уже после первых минут боя. Но, конечно, я не делюсь ни с кем этими соображениями. В арсенале комнаты хранения оружия НП есть и автоматы Калашникова, есть и пулеметы того же Калашникова – талантливый, наверно, был мужик – есть и полтора десятка пистолетов Лебедева. И особенно Комбриг радуется барабанным гранатометам и целому арсеналу гранат к ним – ребята, что предусматривали НП-2 «Восьмиугольник», были довольно-таки запасливыми… Автоматы с индексом «12» его не особо впечатляют. Зато автоматам с индексом «308» он радуется словно малый ребенок. Объясняется это просто – я уже знаю, Комбриг рассказывал еще на самом первом уроке – оказывается, патрон от автомата АК-12 не всегда и не во все места способен пробить четырехсотого. Зато патрон для АК-308 – особенно тот, который Комбриг называет «аналог игольника» – пробивает даже грудную пластину. И это радует – стрелки из нас неважные и осыпать площадь корпуса нам куда проще, чем попасть этой белке в глаз.
Второй час – тактическая подготовка. Комбриг делает упор на одну единственную тему – как вести бой из-за укрытия. На большее рассчитывать не приходится, за эту пару занятий, что проводится с каждой группой, невозможно научить человека многому – и он сосредоточен на том, чтобы дать нам понимание именно этого. Исходя из этого я понимаю, в чем будет состоять план – нам придется засесть в каком-то из модулей и какое-то время сдерживать натиск; до тех пор, пока не подойдет подмога, на которую все мы и возлагаем надежды. Дальше следует перерыв на пожрать – и все повторяется заново. Каждый выпускает из автомата по три магазина – патронов в оружейке катастрофически мало, и Комбриг экономит. Всего за время обучения он рассчитывает прогнать через НП хотя бы сотни полторы-две народу. Этого невероятно мало – но я думаю, что у него есть понимание процесса, и не лезу с умными замечаниями.
Третий час – матчасть по механизмам. Комбриг показывает уязвимые точки – камеры, решётки вентиляции в подмышках, тыльную часть. Мало кто из нас способен первой же пулей попасть в пятачок камеры диаметром в пять сантиметров – но нас много, пули летят свинцовым градом, и одна-две да поражают цель. Комбриг ободряюще кивает – но я понимаю, что его удручает этот результат. Да, друг Комбриг, мы не боевики. Но мы будем очень стараться…
Перервы на пожрать и потрындеть – и повторение пройденного: стрельба, тактика, матчасть. Шесть часов долой – и Док уводит группу. Но мы – я, Комбриг и Васька – остаемся и возвращаемся только к самому отбою. С нами он занимается отдельно и каждый раз – и мы продвинулись в постижении оружейной науки гораздо дальше, чем прочие крысюки. И я понимаю, что это очень крупный козырь – мы будем подготовлены чуть лучше остальных, и значит, шансов выжить в кровавой мясорубке у нас будет чуть больше.