Мир Феликса
Шрифт:
Шок сковал мне суставы, сознание все больше отключалось от реальности, через обморочную завесу я видел и слышал, как Феликс бежал ко мне. Он схватил мои руки за спиной и опустил меня на колени, его слова как будто доносились издалека:
— Приведи ее!
Я успел увидеть, как тучная фигура капитана скрылась за капотом. И тут меня пробудили Настины крики.
— Не трогай меня, упырь! Чертов оборотень!
Он буквально тащил ее — за шею, за волосы; она кричала и брыкалась, что было сил, разбрасывая песок волочащимися ногами.
— Тащи сюда! — Приказал стрелок. Он склонился надо мной и произнес с мертвецким спокойствием: — Теперь видишь,
Слушая его, я безотрывно смотрел на Настю: она отчаянно пыталась вырваться, пока вдруг не затихла, смиренно опустив взгляд и руки на песок.
— Все, напрыгалась? — С отдышкой произнес капитан. — Успокоилась. Готовьте инъекцию. — Он посмотрел на сообщников, удерживая ее одной рукой.
Настя четко поймала этот момент послабления, она протянула руку к поясу капитана и ловко вытащила пистолет, будто проделывала это уже сотню раз. Стрелок успел навести на них недоуменный взгляд, когда она щелкнула затвором. Капитан опомнился слишком поздно, Настя выстрелила в упор ему в колено, он взвыл от боли и скорчился на земле подобно брошенному на сковородку червяку. От неожиданности, стрелок замешкался. Когда он схватился за пистолет, моя рука была уже на нем.
— Замер! Руки за голову! — Настя держала его на мушке. Ее глаза источали такую неистовую ярость, что я в некоторой степени начал бояться за своего врага.
Феликс напуганно вскинул ладони, показывая, что безоружен. Он покорно замер, словно статуя, я не представлял раньше, что человек может быть настолько неподвижен, даже веки его застыли в страхе нарушить приказ. Ни стрелок, ни двое других не издавали ни звука, и только капитан кричал во всю глотку, брыкаясь и корчась от боли. Я, тем временем, завладел пистолетом и направил на него, как на главного раздражителя.
— Заткнись, не то пристрелю! — Я был полон решимости пустить пулю в каждого из них, и Феликс прочел это в моих глазах. От страха он сжимал зубы и молчал, вопреки невыносимой боли. — С кого начать, гады? — Я наводил оружие на каждого из них по очереди и видел, как вспыхивали их глаза.
— Не стреляй. — Еле слышно вымолвил один из них. Он был настолько напуган, что мне стало по-настоящему жалко его.
— Не стрелять? — Вдруг возмутился я. — Ты сам застрелил своего…, - я не знал, как назвать отношение между ними, поскольку нет подходящего слова в человеческом языке. Тут мое сердце отдалось острой болью, когда я снова взглянул на труп женщины. Мысли никак не складывались в слова, я мог лишь эмоционально молчать, тыкая в Феликса пистолетом.
— Я такой же человек, как ты. — Неуверенно произнес он.
— Ты говоришь, "я". Кого ты имеешь в виду под этим местоимением, вас всех или именно это тело, убившее только что человека? — Я небрежно давил мушкой ему в висок, он силился что-то сказать, но, очевидно, понимал, что практически любое его слово сделает только хуже. — Можешь не отвечать, я уже все понял.
Мое лицо постепенно остывало и сохло, отходя от ярости. Мне больше не хотелось никого убивать, но показывать этого я был не намерен.
— Все к оврагу. — Безэмоционально и оттого более убедительно приказал я.
— Андрей, прошу, не надо. — Так же тихо произнес один из них.
— Берите толстого и тащитесь к оврагу. — Я говорил, не меняя интонации. Трое взяли грузного инспектора под руки, и, вопреки его болезненным стонам, поволокли его, оставляя широкую борозду на песке.
Мы с Настей безотрывно наблюдали за их работой, хладнокровно направляя на них оружие. Я пребывал в необычном шоковом спокойствии; когда вокруг то и дело льется кровь, минуты без насилия становятся безмятежными, и я решил для себя совершенно точно: «больше никто сегодня не пострадает».
— Все лицом вниз, руки за голову. — В приказном тоне продолжал я. Все четверо замерли, упираясь лицами в траву в ожидании экзекуции. Я не думал о том, как выразить свои эмоции и свое состояние, я лишь сделал глубокий дрожащий вдох и начал говорить. — Как это, Феликс? Что это значит? Два месяца назад ты рассказывал мне свой план преображения мира, говорил о сострадании, о том, что люди будут жить, как братья, под твоим началом. А теперь ты…, - пытаясь завершить предложение, я ощутил, как мои нервы приблизились к точке срыва, в горле защемило, и на глазах начали наворачиваться слезы, — ты убил эту женщину. Она ведь была твоей копией, как ты мог так хладнокровно… — И снова ступор, снова мой голос подрагивал. Это, черт возьми, не по-мужски, но я ничего не мог поделать. Видимо, я еще не готов был видеть смерть и ходить рядом с ней по тонкой грани. — Я все понял, Феликс, — уже несколько спокойнее продолжил я, — в твоем самокопировании я почему-то представлял тебя сложным коллективным интеллектом. Теперь я вижу, насколько это далеко от истины. Ты не коллективный интеллект, — тут мой тон начал непроизвольно подниматься, — вы все просто толпа особей, которым плевать друг на друга. Вы ничуть не лучше остальных людей, даже хуже, потому что все — копии эгоистичного, запертого в себе социопата. Ты хотел создать вирус — ты его создал. Этот вирус и есть ты, и он погубит человечество, если его не остановить. — Тон моего голоса колебался между спокойным и нервным, почти взрывным, я сам становился похож на ненормального. — Пора начать дезинфекцию. — Я направил ствол на одного из них, надеясь, что он это заметит. Для убедительности, я щелкнул полувзводом.
— Стой! Не надо! — Вдруг сорвался один из них. — У меня жена и трое детей, они не знают, что я обратился. — Он разорялся, раздувая ртом песок, и даже под страхом смерти он выражался почти безэмоционально, просто потому что не умел иначе, но, зная Феликса, я понимал: он был напуган до смерти. Я не говорил ни слова и намеренно давил на него своей невозмутимостью. — Моя дочь ждет ребенка… — Вдогонку прохрипел он.
"Твою мать…", — подумал я, и мой взгляд резко изменился. Теперь на мою совесть давили тысячи ничего не подозревающих людей, с кем Феликс легко и незаметно породнился. Он и вправду настоящий вирус — зараженную клетку нельзя попросту удалить без вреда для организма, ее необходимо вылечить. Как это сделать, никто не знал. Я снова посуровел лицом, мои пальцы крепко сжали рукоятку.
— Андрей, не надо. — Опять взмолился он. — Совесть замучает тебя.
Его довод был чертовски сильным, но я неотступно направлял на них оружие.
— Держи их на мушке. — Я оставил пленников Насте, а сам направился к полицейской машине.
Четырьмя выстрелами я спустил колеса и снова возник над спинами Феликса, подобно палачу. Нужно было что-то сказать напоследок, подвести черту, кратко и емко объяснить ему его никчемность, но это не имело смысла. Его больше нельзя было воспринимать как человека, это вирус, каждый его экземпляр опасен, но бороться с каждым в отдельности бесполезно. Вероятно, это осознание стало моим первым значимым шагом на пути борьбы с Феликсом.