Мир Гаора
Шрифт:
Опять подходит, уже третий.
– Капитан, а с этим-то что?
Что-то в интонации молоденького лейтенанта в щеголеватой, как у всякого недавно аттестованного, форме заставило Гаора осторожно скосить глаза в сторону жеста лейтенанта. И увидел в двух шагах от себя того, вчерашнего, с волной в квадрате. Бледное лицо сморщено в беззвучном плаче. И Гаор не смог удержаться, посмотрел, как у этого с его мужским хозяйством, всякое ведь болтали про таких. К его
– А что такое?
– На Фармахим?
– Зачем? Что у него по категориям?
– Сорок три года - третья, по здоровью первая...
– Не покалечили его?
– удивился капитан.
– Нет, уследили. А использование...
– Только шестая. Свяжитесь с Риганом. Он давно просил что-нибудь в этом роде, и оформляйте.
– Есть, капитан.
Риган... он слышал эту фамилию, что-то страшное, но что? Нет, не думать... шестая категория... нет...
– Так, а с этим, как решаете, лейтенант?
– Первая, капитан?
– Правильно. Полная первая, - и снова смешок.
– Ценный экземпляр.
– Аукцион?
– Да, и по максимуму. Хотят иметь качественный товар, пусть платят.
Полная первая... ценный экземпляр... пронесло? Неужели пронесло?
Капитан отходит, и лейтенант быстро заполняет его, как Гаор уже это понял, карту, где записано всё, кроме его имени, наград и... и, кажется, не указано, что он журналист. Ну да, в штате он не был, в союз не вступил, журналистской карточки не имеет, по документам он только ветеран без определенных занятий. С журналистом могли обойтись и по-другому. Ведомства журналистов не любят.
– Иди сюда.
Он подходит к лейтенанту в белом халате поверх мундира. Опять врач?
– Повернись.
Теперь он стоит спиной к врачу и видит весь зал и знает, что сортировка намертво отпечатывается в памяти. Дрожащие голые люди, седой лохматый старик плачет, беззвучно кривя лицо, мальчишка, пятнадцать лет, не больше, испуганно озирается по сторонам, широкоплечий весь заросший чёрными короткими волосами мужчина, мрачно набычившись, смотрит прямо перед собой... и лейтенанты, определяющие жизнь и смерть этих людей. Они не злые - понял Гаор - у них просто такая служба.
Что-то кольнуло его под левую лопатку, и после небольшой паузы такой же укол в правую ягодицу. Он даже не заметил этого.
– Ступай.
Он как автомат шагнул вперёд, едва не налетев на спешившего с бумагами лейтенанта. И тот так же, не глядя, оттолкнул его. Как попавшийся под ноги ящик или стол на колёсиках.
Надзиратель пинком развернул его к двери.
–
Его вывели в тамбур. Каким-то чудом он нашёл в груде тряпья свою одежду и оделся.
– Руки за спину. Вперёд.
Снова коридоры, лестницы.
– Хорошо держишься, - сказали за спиной, - по первому разу многих обмороком шибает.
Он не ответил, но удара за это не получил. Наверное, ответа и не требовалось.
Вот и знакомый гул голосов и смеха, затихающий при его приближении и возобновляющийся за спиной.
– Стой.
Лязгает откатываемая дверь.
– Заходи.
Лязг за спиной, знакомые лица... Он сумел дойти и не упасть, а сесть на нары. Увидел внимательные участливые глаза Седого, и его затрясло в беззвучных, рвущих горло рыданиях.
– По первости оно всегда так, - говорили рядом.
– Помнишь того, отливать пришлось.
– Ничо, паря, привыкнешь.
– Ты поди, воды глотни,
– Да нет, посидит пускай, его ж ноги не удержат.
Рука Седого легла ему на плечо.
– Пронесло?
Гаор кивнул и судорожно вытолкнул.
– Не было... в карте... только про армию...
– Какая категория?
– П-первая. Полная первая.
– Хорошо, - кивнул Седой.
– Пока поберегут тебя. Ценный экземпляр, так?
Он кивнул.
– Говори, - не то попросил, не то приказал Седой.
– Тебе сейчас говорить надо.
– Д-да. Шестая категория. Что это?
Чалый присвистнул.
– И кого на неё?
– Это на эксперименты, - спокойно сказал Седой и повторил вопрос Чалого.
– Кого на неё?
– Вчерашнего. К Ригану.
– Центральная психиатрическая, - усмехнулся Седой, - исследовательский центр.
– Фармахим?
– Производство лекарств. Материал, так?
– Да.
– Проверка лекарств.
Гаор говорил уже почти нормально. И увиденное складывалось в законченную картину, где если и было что-то неизвестное, то непонятного не было.
– После обеда ещё поговорим, - встал с нар Седой.
Гаор тоже встал и привычно пристроился к Чеграшу. Миска с жижей, кусок хлеба. Он был уверен, что не сможет есть, и медлил, сжимая обеими руками миску.
– Ешь, - строго сказал Седой.
– Хлеб только размочи как следует, а то вырвет.
Он послушно выполнил приказание. Странно, но с едой он справился, и даже спазмы в желудке задавил.
Когда отдали миски и надзиратель ушёл, Гаор обречённо посмотрел на Седого, понимая, что ни увиливать, ни тем более врать сейчас не сможет.