Мир колонизаторов и магии
Шрифт:
Горестно вздохнув и пустив даже слезу, я проговорил дрожащим от слёз голосом.
— Я портуланы магические умею читать и карты морские. А папка погиб, а он мне запрещал об этом рассказывать! А…
— Стой, стой, я всё понял. Тогда прошу на наш корабль… юнга! Педро Хуан, и вы тоже, а то нам помпу некому качать, ведь мы благородные флибустьеры, а не какие-то там пираты. А работать в вонючем трюме, это не благородное занятие. Это занятие для таких благородных, как вы, падре. Вам, ведь, не привыкать ковыряться в человеческой грязи? Вот мы и подобрали вам, подходящее вашему ремеслу, занятие.
— Или
— Увы, нет! — ответил им на это падре Антонио.
— А, ну тогда и хорошо, тогда в трюм, к помпе, и только к ней.
— А вы не боитесь Бога? — встал во весь свой, не сильно высокий, рост падре Антоний и, взявшись за простой деревянный крест, висевший у него на груди, произнес, — ведь он всё видит и слышит!
— Что, падре, ты мне хочешь сказать! Он всё видит! Когда мы выходим в открытое море и месяцами болтаемся в океане, не видя ни женщин, ни земли, питаясь давно сгнившими сухарями и употребляя зелёную вонючую воду, мы вспоминаем уже не его, а дьявола!
— Не богохульничай, неверующий!
— А то, что будет, падре Хуан? Ты накажешь меня, сожжёшь на костре, или проклянёшь? Ты, святой червь, на нашем здоровом теле. Ты рули там, в небесах, а не на палубе. Ты хоть раз стоял в шторм в трюме, когда воды налилось уже по яйца, а две мачты, из трёх, давно сломаны и смыты за борт. Ты стоял, червь? А?
— И Пьер Пижон схватил в охапку доминиканца, намереваясь ударить его ножом, который зажал для этого в своей левой руке.
— Не тронь его, подхватился я с места, и повис всем своим тщедушным телом на его левой руке, с зажатым в ней ножом.
Без труда стряхнув меня с руки, Пьер Пижон, всё же, одумался. Он уже спустил пар своих эмоций и выпустил из рук падре, который пустым мешком тут же опустился на землю, от усталости и полученного стресса. Падре Антонию было плохо, он схватился рукою за сердце.
Глядя на его резко побледневшее лицо, я понял, что у него, как минимум, сердечный приступ, а остаться одному мне сейчас категорически не хотелось. Если падре умрёт, мне тоже никогда не выжить. Останусь я с пиратами, и судьба моя будет печальна. Либо я погибну от их руки, либо позже, от руки правосудия. И тот, и другой путь меня, однозначно, не устраивали. С падре меня связывало будущее, и только с ним оно было понятным, а значит, ему надо было срочно помочь, но как?
Решение мне подсказало сердце. Точнее, нет, не сердце, а то, что находилось с другой стороны груди и называлось магическим ядром, именно оно, внезапно разбуженное моей искренней тревогой за жизнь доминиканца, неожиданно для меня, подтолкнуло к активным действиям. Подбежав к старику, я коснулся его правой стороны груди своей правой рукой.
Пальцы кольнул небольшой статический разряд и сквозь них, направляясь прямо в грудь падре, потекли крохотные искры магической энергии, насыщая его полностью опустошённое ядро. От меня заструилась сама жизнь, вдыхая желание жить в старого человека.
Падре Антонио несколько раз глубоко вздохнул и его лицо, ставшее к этому времени почти белым, несмотря на покрывавший его плотный загар, снова приобрело свой нормальный
Спасибо, малыш, — еле слышно проговорил он, — ты спас мне жизнь.
Я лишь пожал плечами, так как даже и не понял, как это всё получилось. Наверное, моя магическая энергия активировала ядро в теле падре, а то, через магические цепи организма, поддержало его больное сердце. Теперь мне стала ясна причина того, что падре не мог активно применять свои магические способности. Они у него были слабыми, к тому же, постоянно подпитывали больное сердце, не давая ему умереть.
Как только это стало ясно, я почувствовал себя легче. Всё-таки, разные непонятные причины мешали мне трезво оценивать обстановку, а также будили напрасные надежды и ожидания.
— Ладно, хватит тут друг за дружку держаться, гачупины! Добро пожаловать на «La Gallardena», и прошу её любить! Ты, юнга — на палубу, а ты, падре — в трюм. Посмотрим, кто из вас чего стоит! Но мальчишка уже доказал, что он стоит своих восьми реалов! А вот нужен ли ты, старый инквизитор, мы ещё посмотрим!
Глава 6 В море
Нас загнали в шлюпку, где мы, усевшись между банок, играли роль балласта, а в наши спины, с видимым удовольствием, упирались грязными ногами гребцы, сидящие на банках, с хохотом объясняя друг другу, что спины им служат для большей устойчивости. И когда ещё представится случай опираться ногами о священника и юнгу, из благородных.
Их разговор я не понимал, но падре, который знал пять языков, мне потом перевёл, о чём они говорили между собою. Работая вёслами, пираты двигали шлюпку всё ближе к своему кораблю, который вскоре уже навис над нами своим зауженным бортом.
По внешнему виду этот двухмачтовый корабль был сильно похож на шхуну, или шлюп, но весьма условно. У него был узкий невысокий корпус, и по пять пушечных портов с каждой стороны. Гакаборт был невысокий, отчего и вся кормовая надстройка возвышалась над палубой весьма незначительно. Юта, как такового, и не было. Всё ограничилось лишь небольшим возвышением, называемым шканцами. Ну, и никакого штурвала на нём тоже не было, а торчал лишь румпель, который крепко держал дюжий моряк.
Вскарабкавшись в числе первых по верёвочной лестнице, мы, схватившись за длинные леера, перелезли через фальшборт и быстро очутились на палубе этого корабля. Толком осмотреться нам не дали, а сразу же отправили в трюм, чтобы мы не смогли воспользоваться царившей суматохой на судне и не сбежали с него.
Какое уж тут сбежать?! Избитые, мы не чувствовали под собою ни ног, ни рук. Еды нам с собой не дали, так же, как и воды. Но мы предусмотрительно запаслись и тем, и другим. Достав пластинки вяленого мяса грифа, мы потрапезничали, аккуратно запив мясо водой из тыквенной бутыли, которая у нас была с собой, одна на двоих.
Чуть позже мы оказались загнанными в огороженный деревянной клеткой закуток трюма, где нас и оставили, закрыв на примитивный замок. И под суетливую беготню моряков над головой, мы заснули. Мне снились мать с отцом, а потом компьютер, на котором я играл в «Корсаров».