Мир, которого хотели и который ненавидели
Шрифт:
За то, чтобы обороняться, если немцы наступают, высказался Урицкий.
Выступивший Иоффе говорил, что делать ставку на «германскую революцию еще не поздно». Он сказал, что не верил в наступление немцев, но, когда это стало фактом, полагает, что «теперь они не согласятся на прежний мир». По мнению Иоффе, обязательно подписывать мир надо тогда, когда войска бегут в панике, а народ требует мира, но раз этого, как он считал, нет, то «мы по-прежнему должны бить на мировую революцию», ибо «ясно, что, раз у них революции не будет, они заберут больше, а если будет, то нам все вернется». Эта позиция оратора, мыслившего «мировыми категориями», была очень далека от конкретной
Вновь взявший слово Троцкий, не соглашаясь с доводами Ленина, назвал «игрой с войной» то, что мы в течение двух месяцев, «не имея военной силы, тянули переговоры, вызвали движение в Берлине и Вене и восстановили против себя немцев». Троцкий предложил «затребовать формулированные немецкие требования с обязательством дать ответ в определенный срок». Надо сказать, что это был уже определенный шаг к конкретному предложению.
Несогласие с несколько теоретизированными поисками Троцким выхода из положения выразил Сталин, подчеркнувший одновременно необходимость «все взвесить и сказать, что мы за возобновление мирных переговоров».
Бухарин начал свое выступление с заявления о том, что «события развиваются так, как... мы предвидели» и наше прощупывание империализма «уже имеет свои результаты». Он говорил, что немцам сейчас «нет смысла принимать мир», что если они и «возьмут Питер», то у нас еще «не исчерпаны» все социальные возможности — «мы можем и мужиков натравить» на них. Подчеркивая, что мы должны проводить нашу старую тактику «мировой революции», Бухарин указывал также, что «немцы теперь потребуют сдачи всех наших социально-революционных позиций».
289
10 И. Н. Ксенофонтов
Возражая против тезиса Бухарина о крестьянской войне, Ленин сказал, что тот и не заметил, как «перешел на позицию революционной войны», на которую крестьянин не пойдет и «сбросит всякого, кто открыто это скажет». Если мы хотели такой войны, говорил Ленин, тогда незачем было демобилизовывать армию. Но мы не готовы к революционной войне и «должнь! подписать мир». «Революция не потеряна», подчеркивал он, даже если немцы «возьмут Лифляндию и Эстляндию» и «потребуют вывода войск из Финляндии». И в этой связи Ленин сказал: «Я предлагаю заявить, что мы подписываем мир, который вчера нам предлагали немцы; если они к этому присоединят невмешательство в дела Украины, Финляндии, Лифляндии и Эстляндии,— то и это надо безусловно принять». Ленин продолжает настойчиво вести линию на то, чтобы, не теряя ни одного часа, поскольку германские силы уже начали продвижение в глубь нашей территории, немедленно, во избежание худшего, о котором он предупреждал и которое начало подтверждаться, принять немецкие условия мира.
Но убедить в своей правоте противников немедленного заключения мира с немцами Ленину было нелегко. Необходимо «отдать приказ с призывом всех под революционные знамена», вторил Бухарину Ломов. Даже если «у нас возьмут ряд городов», заявлял он, мы должны продолжать «с максимальной энергией развивать нашу тактику развязывания революции».
Резкая постановка вопроса о необходимости заключить мир любой ценой, то есть, по сути дела, принять решение о судьбе революции, нелегко давалась каждому оратору. Зиновьев, например, выражая опасение относительно того, что немцы пойдут на подписание мира, который они предлагали раньше, говорил о важности сегодня же послать им по этому поводу телеграмму. И в то же время он подчеркивал, что согласен на мир, если немцы потребуют «только Лифляндию», но будет трудно решать вопрос, если они станут настаивать на «выдаче украинских рабочих».
На этом прения прекратились. И здесь Троцкий несколько иначе сформулировал свое первоначальное предложение: «не требовать перемирия, но запросить, чего они требуют». Был поставлен вопрос: «Следует ли немедленно обратиться к немецкому правительству с предложением немедленного заключения мира?» 7 человек высказались положительно: Ленин, Смилга, Сталин,
Свердлов, Сокольников, Троцкий, Зиновьев. 5 были против: Урицкий, Иоффе, Ломов, Бухарин, Крестинский; к ним присоединяется Дзержинский, Стасова воздержалась.
Поступает предложение дать точную формулировку принятого решения, а также «немедленно выработать текст обращения к немецкому правительству». При согласовании принципиальных положений радиотелеграммы немцам свои предложения высказывали Крестинский, Сталин, Ленин, Урицкий, Бухарин, Стучка, Зиновьев, Сокольников, а по процедуре голосования выступали Ленин и Троцкий. Договорились, что телеграмма будет включать в себя три момента, за каждый из которых голосовали. Всеми, кроме двух воздержавшихся, было принято, чтобы обращение содержало в себе протест против действий Германии. Аналогичные результаты были и при голосовании за включение в текст телеграммы положения о том, что мы вынуждены подписать такой мир. И, наконец, при голосовании положения «подписать старые условия мира с указанием, что нет отказа от принятия худших предложений» за него высказалось 7 человек, 4 против и 2 воздержались.
Текст радиотелеграммы было поручено составить Ленину и Троцкому; предложение подключить к ним Иоффе было отклонено. Решили, что обращение к немцам будет сейчас же послано по радио. Договорились также, что о принятом решении будет сообщено руководству левых эсеров, направив с этой целью к ним Свердлова. Было внесено и предложение, чтобы решение по этому вопросу ЦК двух входящих в правительство партий — большевиков и левых эсеров — принять за решение Совнаркома, то есть посылать телеграмму от имени правительства.
Была уже глубокая ночь 19 февраля, когда радиотелеграмма СНК в Берлин правительству Германской империи была составлена, но ее, как это решили, надо было согласовать с руководством левых эсеров, а счет уже шел на часы. Сразу же после заседания ЦК РСДРП (б) состоялось совместное заседание двух ЦК партий — большевиков и левых эсеров. Вот что писал об этом заседании орган МК РСДРП (б) «Социал-демократ»
20 февраля: «Вначале заседания происходили отдельно, потом было устроено совместное заседание. Выяснилось два течения: одно за то, что Россия воевать не может и что необходимо подписать мир на тех условиях, которые нам диктуют, но это течение оказалось в меньшинстве.
Большинство стояло на той точке зрения, что революция русская выдержит новое испытание; решено сопротивляться до последней возможности».
На этом заседании, как видно из сообщения газеты, вопрос о посылке телеграммы не обсуждался и речь шла об отношении вообще к проблеме мира и войны, о чем, кстати, свидетельствовало и первое же предложение этой информации — «Война или мир». Очевидно, поэтому пришлось тут же поставить вопрос о посылке телеграммы немцам на обсуждение объединенного заседания фракций большевиков и левых эсеров ВЦИК, где Ленин в течение двух часов доказывал, что «для России выхода нет, что необходимо немедленно заключить сепаратный мир», что надо какой бы то ни было ценой освободить русскую революцию от империалистической войны *. Но и это совещание не решило вопроса относительно посылки телеграммы, равно как и сразу же созванные затем отдельные заседания фракций916.