Мир культуры. Основы культурологии

Быстрова Анна Натановна

нового века доставили новую пищу для российской журналистики.

На рубеже веков журналы Н. М. Карамзина “Московский журнал” и “Вестник

Европы” изменили самый облик русской журналистики, придав ей идеологическую

направленность. В журналах появились постоянные рубрики, именно в них

выступали известные критики, в том числе и художественные, публиковались

философские и политические статьи. Журналисты стремились поддерживать

564

интерес

читателя, публикуя и наиболее значительные, а главное, новейшие

произведения писателей. Каждому образованному человеку известно, какую роль

сыграли в жизни столпов русской литературы и русской критической мысли

журналы “Современник”, “Телескоп”, “Московский телеграф”. Они “создавали

традицию непрерывного чтения, культивировали постоянство художественных и

интеллектуальных интересов” общества [там же, т. 6, с. 285]. Герцен считал, что ни в

одной стране не было так велико значение журналов, которые в России стали

единственным способом распространять просвещение.

С развитием журналистики связано и становление русского литературного

языка, начатое еще Карамзиным. Необходимость создания нового русского языка,

который наиболее полно мог бы выражать мысль, понимал Пушкин, об этом писали

Белинский и Герцен.

Сущность разногласий по вопросу о

русском языке, который, по мнению многих

передовых умов России, должен был стать

богатым, гибким, точным, позволяющим

передать не только любую мысль, но и любое

чувство, была связана с разногласиями

славянофилов и западников. Карамзин был

сторонником прихода в русский язык “нового”

слога, отличающегося от “старого”, идущего от

книжной старославянской традиции. Карамзин

видел в русском языке богатые стилевые

возможности, он подымал речевую культуру на

более высокий уровень свободы, позволяющей

смело соединять народную речь с тем речевым

В. Г. Перов.

потоком, который так или иначе поглощал и

Портрет В. И. Даля

ассимилировал

в

себе

лексику

западноевропейскую, преимущественно французскую, “европеизировал” русскую

речь. Естественно, что эта тенденция была более близка литераторам западнической

ориентации. Славянофилы же более тяготели к архаическому складу письменности.

И те, и другие обменивались на страницах журналов теоретическими статьями

(Карамзин “О любви к отечеству и народной гордости”, Д. В. Веневитинов “О

состоянии просвещения в России”), поэтическими декларациями, сатирическими

выпадами. Над сторонниками архаического стиля постоянно иронизировал Пушкин

в эпиграммах и романе “Евгений Онегин”:

...Но панталоны, фрак, жилет —

Всех этих слов на русском нет...

Когда противоборство по поводу реформы русского языка несколько

сгладилось, возникла тенденция движения к простонародной речи, также

высмеянная А. К. Толстым (1817—1875) и братьями Жемчужниковыми (Козьмой

565

Прутковым):

Люблю подчас подсесть к старухам,

Смотреть на их простую ткань.

Люблю я слушать русским ухом

На сходках родственную брань.

Вот собралися.

— Эй ты, леший!

Куда ты прешь? Знать, благо пеший!

— А где зипун?

— Какой зипун?

— Эк, старый черт!

— Эк, чертов врун!..

[283, с. 58]

В России этого времени могла, по признанию Герцена, существовать лишь

одна критика — литературная, он говорил, что лишь литература выступала в

качестве “единственной трибуны” для всех идей, даже оппозиционных. И здесь

самое значительное место уделялось литературной критике, которая могла

высказывать мысли самого различного свойства. Это привело к тому, что во-первых,

выработался сам жанр и, во-вторых, начала создаваться серьезная литературная

теория. Например, в творчестве Белинского мы встречаем не только статьи о

конкретных произведениях и их авторах, не только обзоры русской литературы за

какой-либо год, но и программные статьи: “Разделение поэзии на роды и виды”,

“Общее значение слова литература”, “Речь о критике” и т. д. В них разрабатывались

эстетические, философские, искусствоведческие аспекты теории литературы, но в

них звучали и концепции политического и социального характера. “Дух анализа и

исследования — дух нашего времени. Теперь все подлежит критике, даже сама

критика. Наше время ничего не принимает безусловно, не верит авторитетам,

отвергает предание; но оно действует так не в духе прошедшего века, который,

почти до конца своего, умел только разрушать, не умея созидать; напротив, наше

время алчет убеждений, томится голодом истины”, — пишет в 1842 году Белинский

в “Речи о критике” [26, с. 372]. Этот его взгляд как нельзя лучше характеризует те

задачи, которые ставили перед собой общественная мысль России, литература и