Мир приключений 1957 г. № 3.
Шрифт:
Но Джан Мамаду не хотелось идти к уездному начальнику. Один раз тот уже учил его, что, когда от купца получают подарок, то с таким купцом следует быть обходительным. Джан Мамад не совсем понимал, почему от него требуется обхождение, если подарок получает уездный начальник, но палка, пущенная в дело для подкрепления урока, отбила у него охоту когда-либо попадаться на глаза уездному начальнику.
— Веревки на пароме слабы, — мрачно сказал Джан
— Если будет угодно богу, — сказал купец, — веревки и тебя выдержат, когда ты будешь болтаться в петле.
По приказанию купца, погонщики каравана понесли на своих спинах тюки шерсти к спокойной заводи, где стоял паром. Низко пригибаясь под тяжестью ноши, они осторожно ступали по воде, чтобы не поранить босые ноги о коряги и подводные пеньки камыша.
Они укладывали тюки на дощатый настил парома, под которым хлюпали надутые воздухом бурдюки из воловьих шкур. Когда первые тюки купеческого обоза были нагружены на паром, Джан Мамад крикнул в камышовые заросли, где паслась слониха:
— Ситора, сюда!
Тотчас же послышался шорох, как будто внезапно поднявшийся легкий ветер прошелся по верхушке камышовой чаши. Слониха вышла на берег и, не дожидаясь, когда Джан Мамад даст ей за это положенную награду, сама засунула хобот в его карман и вынула оттуда кусочек сахару.
Джан Мамад запряг ее в паром. Веревочные полуистлевшие постромки, никогда не просыхавшие от воды, и плетеный тростниковый хомут составляли всю упряжь слонихи.
Джан Мамад проверил перевязку бурдюков, взобрался на задний тюк шерсти и стал выводить паром из заводи. Он отталкивался шестом, помогая слонихе, вязнувшей в топком иле, обходить камышовые плавни.
— Смотри, — крикнул ему вдогонку купец, — если подмочишь хоть один тюк, ответишь за убыток потрохами твоего деда и прадеда!
Выйдя на речной простор, слониха сама взяла направление к противоположному берегу. Она пошла против течения, срезая его под острым углом. На середине реки клокочущие потоки с гребнями рыжеватой пены подступили к ее голове. Слониха высоко задрала хобот и продолжала погружаться в воду. Потеряв дно, она поплыла.
Джан Мамад не видел, как оборвалась одна постромка. Он только почувствовал сильный рывок, когда паром занесло и тотчас же накренило на левый бок. Джан Мамад быстро перебрался с одного тюка на другой, чтобы не скатиться в реку а выровнять паром. Волны беспорядочно толклись между воловьими бурдюками и звонко ударяли в них, как в туго натянутые барабаны. Слониха продолжала плыть против течения.
Джан Мамад не отрывал взгляда от второй уцелевшей постромки, натянувшейся под напором воды так, будто слониха тащила за собой батарею тяжелых пушек. И он заметил, что на второй постромке стали расходиться в двух местах шерстяные волокна.
«Только бы осилить главное течение, — думал Джан Мамад, — а там сразу будет полегче. До берега еще останется шагов двести, но течение уже не будет так тянуть и, в случае обрыва, можно прибиться к какой-нибудь заводи».
Джан Мамад стал шестом направлять слониху вправо, чтобы круто выйти из главного потока с бурлящими водоворотами. Слониху продолжало сносить вместе с паромом.
— Ну же, Ситора,
В тот миг, когда Джан Мамаду показалось, что Ситора уже вытянула паром из главного течения, лопнула вторая постромка, и паром, будто оттолкнувшись от слонихи, стал быстро удаляться от нее.
Его завертело водоворотами и накреняло в разные стороны. Тюки стали толкать друг друга, словно затеяли игру — кто кого раньше столкнет в реку.
Джан Мамад попробовал править шестом, чтобы вырваться из потока, но шест, как спичку, выбрасывало на поверхность воды.
— Ситора, назад! Ситора! — закричал Джан Мамад.
Слониха тем временем уже нащупала дно и пробиралась к берегу.
— Назад, назад, Ситора! — продолжал звать ее Джан Мамад.
Он перебирался с тюка на тюк, чтобы выравнивать паром. Это было все, что он мог теперь делать для спасения купеческого товара. Но тюки не унимались. Они так разыгрались, что теперь уже раскачивали мчавшийся паром, как ярмарочные качели.
Ситора, услыхав зов Джан Мамада, снова повернула к середине реки. Ее подхватило потоком и понесло вниз, вслед за паромом.
Там, где река изгибалась, выступала каменистая отмель. Паром несло на нее.
У Джан Мамада возникла надежда:
«Если паром налетит на отмель и его опрокинет, то тюки шерсти задержатся на мелководье и течением их будет прижимать к камням. А тогда с помощью Ситоры их удастся вытащить на отмель. Конечно, если самому уцелеть при этом».
Джан Мамад оглянулся и увидел плывущую слониху. Ситора гребла в потоке всеми четырьмя ногами и поэтому заметно догоняла паром.
— Скорей, Ситора! Скорей! — кричал Джан Мамад.
На повороте реки течение ослабело, и Джан Мамаду удалось воткнуть шест в воду. Зажимая его босой ногой между двумя дощатыми выступами парома, он изо всех сил стал рулить на отмель.
Вблизи отмели паром швырнуло на подводные камни, и бурдюки запрыгали по ним упругими мячами. Паром подбрасывало, точно повозку на ухабах. Но вот его занесло на торчавший из воды камень, вокруг которого пенился буран. Паром запрокинуло набок и стремительно повернуло на камни, как колесо на оси. Тюки шерсти, будто схватившись друг за друга, ринулись в воду. Падая вместе с тюками, Джан Мамад старался отпрыгнуть подальше: он боялся очутиться под ними. Конечно, он мог еще расшибиться о камни, но тогда это не пришло ему в голову.
Джан Мамад попал в яму между камнями. Он коснулся ногами дна, но всплыть не смог. Его держал водоворот. В тот миг, когда он должен был захлебнуться, ему почудилось, что толстая водяная змея схватила его за горло. В ушах у него клокотало и звенело, перед зажмуренными глазами словно повис кумачовый халат. Он еще сознавал, что, если сделает попытку вздохнуть, в горло хлынет вода, и все же он должен был вздохнуть.
Он открыл рот, но вместо воды хлебнул струю воздуха — свежего воздуха!
Водяная змея стала сползать с его шеи. Джан Мамад открыл глаза и увидел себя сидящим на голове слонихи.