«Мир Приключений» 1977 (№22)
Шрифт:
Наступило молчание.
Та братская могила, о которой говорит учительница, у самого перрона станции Крюково. Каждый раз, приезжая сюда, Ольга Николаевна заходит в сквер, разбитый вокруг могилы, смотрит на кусты пышной сирени и акации, на свежие венки и клумбы с цветами. Свято берегут люди память о защитниках Москвы, останется она навеки.
Над братской могилой памятник: на высоком гранитном постаменте стоит воин. Склонив непокрытую голову, он крепко сжал автомат и стиснул зубы. Солдат горюет о гибели друзей и полон решимости отомстить за них. Пятого декабря 1941 года под Москвой началось его мщение, кончилось девятого мая 1945 года в логове врага. Прошли долгие, тяжкие годы. Но он отомстил!
На гранитном постаменте не выбито ни одной фамилии погибших. Они бы просто не уместились даже на всех четырех гранях. Героев, отдавших жизнь за то, чтобы гитлеровцы ни на шаг не продвинулись дальше к Москве, только здесь было более трехсот…
Не знает Хлебникова, кто из тех, кого она видела и всегда помнит, лежит именно в этой могиле. Не сумеет она передать школьникам их живой образ…
— Я не справлюсь с вашим поручением, Клавдия Сергеевна, — с горечью сказала она и поднялась из-за стола. — Простите.
Учительница отозвалась не сразу. Конечно, она понимает: врачу, да еще заведующей отделением клиники, трудно найти время для разговора с ее новыми учениками.
— Жаль, Ольга Николаевна, очень жаль! Ваш рассказ можно было бы записать для нашего школьного музея «Боевой славы».
— Музей? — переспросила Ольга Николаевна. У нее возникла мысль: может, «красные следопыты» отыскали какие-нибудь документы, фотографии или письма — словом, то, чего до сих пор не знает никто из оставшихся в живых солдат саперного взвода? Может, что-нибудь о Денисове, Васе или Амиране? — Что же есть в вашем музее? — Гостья снова опустилась на стул.
— Пока немного. Не все еще известно, большинство имен так и не выяснено. Но есть кое-какие фотографии, два партийных билета, ордена, медали.
— Идемте! — вскочила Ольга Николаевна. — Идемте в ваш музей!
— Это далеко, — предупредила Клавдия Сергеевна, но тотчас поднялась, обрадованно засуетилась, отыскивая запасной ключ от комнаты школьного музея. — Там уж никого нет, — объясняла она. — Да я сама все расскажу. Может, и правда про кого из знакомых узнаете…
Действительно, среди собранных школьниками документов нашелся один, относящийся к саперному взводу лейтенанта Денисова. Это была копия с фамилиями бойцов, представленных к наградам. И больше ничего ни о ком. Ни фотографий, ни комсомольских билетов, ни орденов, ни медалей…
— Клавдия Сергеевна! — Хлебникова взволнованно сжала руку учительницы. — Я привезу фотографии тех, кого видела после войны, с кем переписываюсь.
— Конечно, Оленька, привези! Большое дело сделаешь! — тихо ответила старушка, впервые обратившись к Ольге Николаевне на «ты».
…Хлебникова долго готовилась к встрече с ребятами. Собирала письма, фотографии, вспоминала то, о чем теперь уже не могла не рассказать…
Прощаясь с нею, школьники прикололи к ее костюму значок с надписью «Красный следопыт». Давно это было, а она и по сей день гордится значком, хранит в «главном ящике» своего стола.
Так кто же автор загадочного письма, целых тридцать лет считавшийся погибшим и оказавшийся живым? Кто он?
ТАЙНА
Командир саперного взвода лейтенант Денисов выбирал место, где можно расположиться, не привлекая внимания фашистских летчиков. Еще в Жилине — небольшой деревне, рассеченной короткой дорогой, соединяющей Пятницкое и Ленинградское шоссе, — старик в мохнатой ушанке, с чисто выбритыми щеками и подбородком растолковал:
— Пожалуй, только два таких места и есть поблизости. С неба их совсем не видно, сплошь лесом укрыты. Тут вот, версты полторы отсюда, — дом лесника Зотыча, — махнул он рукой в сторону от дороги. — А там, по пути к Крюкову, — тоже дом в лесу. — Старик повернулся в другую сторону. — Метров сто от шоссе, а все равно не видно его. Лосев — хозяин. Николай Иваныч. Грамотный мужик, в Москве на авиационном заводе работает. Есть, конечно, еще помещения. Вон за березовой рощицей — больница. С неба ту больницу небось как на ладони видать, в открытом, почитай, месте стоит. А насупротив ее — лагерь пионерский «Лукашино». Он-то, пожалуй, и в лесочке, да только нет в нем зимних помещений, окромя бани, ни один домик не отапливается. Баня, конечно, отменная, да ведь — баня!
— Спасибо, отец, за совет, — поблагодарил Денисов, уже решив, что дом Лосева ему подходит больше всего. — До свиданья.
«Там будет поближе к месту предстоящей работы», — рассуждал он про себя.
Саперам поручили заминировать дорогу, прилегающие поляны и лесные опушки.
Здесь, в пяти километрах от узловой железнодорожной станции Крюково, еще царила тишина. Заповедные леса гасили звук далекого боя. Густые заросли перемежались небольшими полями, укрытыми снежными одеялами метровой толщины.
Взвод миновал рощицу голых, промерзших до звона берез, за ними четко проглядывалось несколько одноэтажных зданий больницы. Прошли мимо трех небольших прудов и повернули налево. Солдаты оказались в окружении высоченных сосен и приземистых елей, лапы которых были надежно согреты снежными рукавицами. Налево, в глубине леса, виднелись легкие строения с большими застекленными террасами. Это и был пионерский лагерь «Лукашино». Обогреться здесь негде.
Направо Денисов едва разглядел дом недалеко от дороги — о нем, конечно, говорил дед в Жилине. Лес, хоть и не густой, действительно почти скрывал его от глаз.
— Тут остановимся. — Взводный кивнул на одинокое жилье. — Подождите, пойду поговорю с хозяевами.
Поправив шапку и ремни, перехватывающие белый овчинный полушубок, Денисов свернул с шоссе и пошел по узенькой тропинке. Войны молча уселись на обочине, прямо в высоком мягком сугробе. Усталые лица, влажные от пота волосы под сдвинутыми на затылки шапками свидетельствовали о том, какой трудный и дальний путь прошли они по глубоким снегам Подмосковья. Лошадь, тащившая розвальни с взрывчаткой, тоже остановилась, часто поводя взмокшими боками.
У крыльца лесного дома Денисова встретила большая овчарка. Подавшись вперед, натянув короткую цепь, она смотрела на незнакомца и тихо, настороженно рычала. Взводный остановился прямо против овчарки, дружелюбно улыбнулся ей, и собака притихла. Через минуту он услышал шаги на террасе. Поднял голову, увидел девочку лет тринадцати, в зеленой телогрейке, наспех накинутой на плечи. Она перегнулась через подоконник и спокойно приказала собаке:
— Фу!
Денисов заметил, что терраса, когда-то наполовину застекленная, сейчас была без единой рамы, и в нее беспрепятственно сыпался редкий пушистый снежок.