«Мир Приключений» 1977 (№22)
Шрифт:
Денисов понял, что Петуха им больше не видать. Сам-то взвод без лошади и обошелся бы. Но как же теперь Лосевы? Они уж вещи сложили, ждут…
Только с наступлением сумерек лейтенант, закончив намеченную работу, решил, что гора сообщить о случившемся Лосеву. Он направился к дому и по дороге встретил Николая Ивановича.
На нем было демисезонное, почти новое, темно-синее пальто, толстая зимняя кепка с опущенными бортиками и туго набитый рюкзак за плечами. Выходит, он и без объяснений обо всем догадался, потому даже и не спросил о лошади.
— Жена права, — тихо произнес Лосев. — Тут я ничем помочь не смогу, а на заводе я нужен.
Сняв кепку, он повернулся к своему дому. Может, прощался с ним навсегда?
— Постараемся, чтобы и вы и мы поскорее вернулись, — после недолгого молчания сказал Николай Иванович. И дрогнувшим голосом добавил: — Они нас ждут!
Он поспешно надел кепку, пожал руку лейтенанту, потом, не оборачиваясь, быстро скрылся за поворотом дороги.
Поздно вечером в заметно опустевшем доме (без главы семьи) бойцы увидели Олю, хозяйничавшую у стола. На столе аппетитно дымился большой чугун горячей картошки, а в миске лежало вареное мясо.
— Это убери. Вам самим пригодится, — сказал Денисов, кивнув на мясо.
— Ешьте, ешьте! — отмахнулась девочка. — У нас его много. Мы всех порезали: козу, гусей, кур и даже трехнедельного поросенка. Собирались с собой взять, когда папа думал нас эвакуировать… Ну, и теперь правильно: папа все спрятал в лесу, — показала она в окно. — Немцы не найдут, а вам, если надо, берите.
Саперы прекрасно понимали, как трудно сейчас было девочке, у которой пропала последняя надежда уйти от немцев. Бойцы подавленно молчали, а Оля старалась отвлечь солдат разговором.
— Знаете, я уж отвыкла от молока. А Шурочка очень любит. Для нее одну козу оставили. У нас две было. Летом еще ничего. А сейчас очень холодно. За сеном надо ходить. Катьку доить. Она и сама в хлеву может замерзнуть. Я, правда, все щели законопатила, нигде не дует. Но все же холодно. Вы садитесь же, садитесь! А то все остынет, невкусно будет!
Бойцы расселись за столом, на полу, а кто и остался стоять — и принялись за еду. Денисов тоже взял картошину и кусочек мяса. Постепенно все успокоились. Чему-то засмеялся Буйвол-Кот, вспомнил про шашлыки Амиран; начал сыпать своими неисчерпаемыми шутками Саша Цыбуля.
После ужина Оля открыла для гостей большую комнату, которая именовалась «залой». Евдокия Павловна и Шура так и не вышли из второй, детской, — видимо, легли спать.
— На ночь располагайтесь в зале, — предложила Оля и сейчас же смущенно добавила: — Только постелить нечего, а места всем хватит.
Первым в «зал» заглянул Цыбуля. С минуту он рассматривал комнату, потом повернулся к товарищам. Выражение его лица было таким, что им показалось: там лежит одна из тех самых мин, какие они ставили сегодня на шоссе. Саперы подошли к порогу. И тоже растерянно молчали, глядя в «зал». Потом удивленно посмотрели на девочку. Комната была совершенно пустой.
— Спрятали! — с торжеством улыбнулась Оля. — Все, все спрятали! Гардероб, швейную машинку, два велосипеда, кровати, и часы стенные, и зеркало! Хотите, покажу, где? Никто не найдет! — Карие глаза ее засветились хитрецой.
— И рамы с террасы? — вспомнил Денисов.
— Да, — кивнула девочка и поманила взводного на террасу. За ними вышли и саперы. — Вот здесь! — Оля протянула руку, указывая на небольшую ровную площадку между высокими соснами перед домом. В темноте ее трудно было заметить.
Теперь засмеялся Саша Цыбуля.
— Вот это да! — еле выговаривал он сквозь смех. — Такая девчушка провела сорок бравых саперов, всем нос натянула! Где ж твое приданое, невеста? Что ты на пустое место показываешь? Хотя ладно уж, ты и без приданого хороша! Жди после войны!
Оля не поняла его шутки, обиделась.
— Ничего вы не знаете! Я не обманываю. Двадцать первого июня мы выкопали маленький прудик для гусей, чтоб не ходили через дорогу к большому пруду. Машины могут задавить. А двадцать второго папа приехал с ночной смены и сказал: война! А мы так старались, хотели папу удивить. Тогда мама еще не болела. Даже Шура копала. За один день вырыли… Ну, а осенью вода почти вся высохла; какая осталась — на дне замерзла. Мы на лед и поставили вещи. Сверху только еловым лапником прикрыли. А потом снегом так засыпало, что, видите, и незаметно ничего.
Оля вздохнула, помолчала и добавила:
— Мы все не верили, что немцы придут сюда. Москва-то рядом. Раньше по вечерам очень хорошо было видно зарево от ее огней. А на той неделе один командир посоветовал папе вынести вещи, потому что фашисты все ломают и жгут… Видите, даже кадку с квашеной капустой выкатили из дома. Вон она около террасы лежит.
— Вот это я понимаю, подготовка к бою, — одобрительно заключил Денисов.
…Через два дня взвод заканчивал сооружение завалов и закладку мин. Лес, окружавший дом, теперь заметно поредел. Могучие сосны и ели саперы глубоко надпиливали так, чтобы на землю ложилась только вершина дерева, а ствол оставался на высоком пне. Поваленные деревья загромоздили все тропинки, дороги, сделали опушку леса непроходимой. Тщательно замаскированные мины подстерегали врага на каждом шагу. Единственная, еле заметная тропка вела в лес, к большому стогу соломы, где Лосев спрятал тушки козы, поросенка, гусей и кур. Здесь мин не ставили. Саперы строго предупредили Олю: ни вправо, ни влево от тропы ни на шаг!
На прощанье Оля решила накормить бойцов как следует: приготовить тушеную картошку с поросенком.
Девочка вышла из дома, обогнула его и направилась через сад к лесу, который начинался прямо за забором. Там, невидимый от дома, стоял громадный стог соломы, заготовленный отцом еще прошлой осенью. Дождь и снега перекрасили золотистые стебли в зелень, плотно спрессовали осевший стог.
Он давно уже походил на огромный гриб боровик с широкой шляпкой — солому легче было дергать снизу. Теперь к нему и тропку замело. А давно ли Оля прибегала сюда, набирала охапку и несла в хлев — поменять подстилку козам, поросенку, курам, гусям.
Все они, кроме козы Катьки, лежат тут в глубине стога и не нуждаются больше в свежей подстилке. Возможно, сама она идет сюда в последний раз. Ведь завтра здесь будут фашисты…
Девочка шла по снежной целине, низко опустив голову, забыв о предупреждении саперов о минах, окружавших ее со всех сторон. И вдруг совсем близко послышался глухой, придушенный кашель. Оля вздрогнула, остановилась. Нет, этого не может быть — кашель донесся из соломы! Как же так, запорошенная снегом тропинка не тронута ни единым следом. Значит, никто сюда не приходил. Да и кто бы мог? О тайне стога знали только она и Евдокия Павловна.