Мир приключений 1984 г.
Шрифт:
Андрей остановился: вот штука-то, даже не заметил, как у самых дверей губчека оказался.
У городской тюрьмы в этот душный послеполуденный час не было ни души. Лишь одинокий часовой тоскливо маячил у входа, на самом солнцепеке, но и он время от времени скрывался в двери — видно, отдохнуть от нестерпимо горячих лучей.
Лежать в густом бурьяне не жарко, но Андрею то и дело хочется встать, перевернуться, почесаться. Вот, кажется, муравей пополз по руке. Ой, как щекотно!.. Надоедливые мухи так и вьются вокруг, а шевелиться нельзя —
Когда, наконец, гады эти появятся? Нельзя же целую вечность здесь лежать! А может, и не будет никого? Андрей скосил глаза влево. Никита снял свою неизменную кожаную шоферскую фуражку и прикрыл голову огромным лопухом. Дремлет? Нет, глаза открыты, смотрят на дорогу. И как у него терпения хватает?
Сбоку послышался громкий шорох — кто-то из красноармейцев не выдержал.
— Н-ну, вы что там? Как маленькие! — строго зашептал Золотухин.
— Да никакого ж терпения нет, — ответил за красноармейца Андрей. — Лежишь как привязанный, и никого…
— А ты что думал: у нас только стычки, драки да погони с револьвером… В ЧК работа, брат, потруднее н потоньше. Бывает, сутками ждать приходится, да не в прохладе теплой, как сейчас, — в болоте, под дождем, а то еще в мороз лютый… Ну-ка, ша!
Опять томительно, нудно потянулись минуты. Ужасно хочется спать! Сколько событий за сутки… А беляки совсем близко стреляют. Наверное, бронепоезд. Нет, ни в какие артисты он не пойдет. Сегодня же — нет, сегодня не успеет, — завтра с самого утра пойдет и запишется добровольцем. Прибавит себе года два-три — и все в порядке. К тому же ЧК все равно уедет. Лесов сам сегодня на совещании объявил. Правда, сказал, что людей надо сохранить, дел им предстоит еще немало, особенно когда вернутся. Но его-то отпустят — хотя бы до освобождения Симбирска. Можно уговорить…
А как же тогда Наташа? Уезжает… Вот уж никогда бы не думал, что у него с Наташкой будет любовь. Любовь? Ничего такого они друг другу не говорили. Она сказала, правда, вчера: будет ждать его, только его. И он, он тоже будет ждать ее…
А мама, как же мама? Что она на это скажет? Перед глазами всплыло круглое, доброе лицо матери с темными, такими родными глазами. Нет, она будет только рада. Вот отец — тут дело потруднее… Ну, да Андрей все равно не уступит ни бабке, ни отцу. Пусть себе сидят в своем пятистенном дому и хвастают, что своими руками его по бревнышку собирали. Пусть дрожат за него! А он пойдет воевать за мировую революцию. И мама его поддержит, и Наташка…
Эх, жаль только из города уходить. Город-то какой! Говорят, сам Ленин здесь родился и рос, учился, ходил по улицам, гулял, верно, на Вепце. Повидать бы Ленина! Вот поедет он в Москву…
— Едет кто-то, приготовиться! — прервал размышления Андрея громкий шепот Золотухина.
Красноармейцы тихонько зашевелились, защелкали затворами винтовок. Андрей сжал рукоятку нагана, приподнял голову. С нижнего конца улицы послышался шум мотора, вскоре из облака пыли выплыл грузовик. В кузове его, поблескивая штыками, сидело человек шесть или семь красноармейцев.
— Это ж свои, — прошептал Андрей.
— Не спеши, сейчас узнаем. — Золотухин напряженно всматривался в машину.
Автомобиль подъехал к тюрьме и остановился. Из кабины выскочил военный в перехваченной ремнями гимнастерке и молодецки заломленной фуражке. Из-под нее выбивался клок огненно-красного чуба. Из кузова соскочил еще один с винтовкой. Вдвоем они подошли к часовому.
— Рыжий!.. — зашептал, задыхаясь от волнения, Андрей. — Тот самый, вчерашний…
— Спокойно. — Золотухин положил ему руку на плечо. — Точно он?
— Точно!
Между тем двое, перекинувшись несколькими словами с часовым, вместе с ним скрылись в темном проеме двери. Остальные продолжали сидеть в кузове, только шофер вышел и толкал ногой колеса.
— Вот что, — Золотухин посмотрел на Андрея, — к ним надо подойти, пока их начальники внутри. Там их задержат… Мы с тобой тут одни в гражданском. — Он надел фуражку, посмотрел зачем-то в дуло нагана и сунул его в карман, затем перевернулся на спину и стал застегивать кожанку на все пуговицы. — Передай по цепи: как взмахну рукой — пусть стреляют. Первый залп в воздух. Ясно? Надеюсь, его достаточно будет. Ну, поехали, Андрюха…
Золотухин ловко скатился вниз, в сухую канаву, и, согнувшись, побежал куда-то в сторону, Андрей — за ним. Ужом проползли под изгородями, продрались через кустарник. Пот заливал глаза, едкая пыль набилась в нос. И когда Андрей почувствовал, что больше уж не сможет сделать ни шагу, Никита вдруг остановился:
— Ну вот, давай отдышимся маленько. И почисть брюки. Да наган, черт-те возьми, наган спрячь!
Только теперь Андрей заметил, что бежал все время, сжимая рукоятку нагана.
Отряхнувшись и осмотрев придирчиво себя и Андрея, Золотухин вышел из-за кустарника в глухой переулочек. Вблизи залаяла собака. Не обращая на нее внимания, они медленно пошли посредине мостовой к повороту.
— Свободней, свободней!.. Будто что рассказываешь мне, — шептал Золотухин. — И улыбайся. Подойдем — заходи назад, и наган наготове. Понял?
Вот и улица с крутым подъемом, тюремная стена, пыльная дорога, грузовик у входа… Поблескивают на солнце штыки в кузове. Сознание отмечает все это как-то автоматически. Андрею кажется, проходит вечность, пока они шагают. Он изо всех сил жестикулирует и сквозь зубы читает Никите какое-то стихотворение, тот улыбается и кивает. А рука сама, непроизвольно, тянется к карману — туда, где наган.
Дальше все помчалось, как в приключенческом кинематографе, который так любил смотреть Андрей.
Грузовик уже совсем близко. Золотухин толкает спутника в бок, Андрей замолкает, смотрит на сидящих наверху. Самые обыкновенные солдатские лица, звездочки на фуражках. Дымят самокрутки, спокойно смотрят вокруг. Наши? Но тот, рыжий, что внутри…
Поравнялись с шофером. Золотухин снова быстро толкнул Андрея локтем — мол, давай заходи сзади — и выхватил из одного кармана наган, из другого — “лимонку”. Мгновение — и он на подножке, дуло нагана у груди побледневшего шофера, рука с “лимонкой” поднята. А Андрей позади машины, тоже с наганом. В кузове — секундное смятение, и сразу же он ощетинился винтовками.