Мир приключений 1984 г.
Шрифт:
— Эх, Дуня, Дуня! И что наделала, чего добилась? А если они надолго, навсегда, как быть-то? И зачем тебя в красные директоры понесло!..
— Не надолго они, временно. До седых волос дожил, а все не понимаешь, что власть-то Советская — наша с тобой власть, народная. Мы теперь хозяева жизни, а не они. Хватит, погнули на них спину.
— Да мы-то неграмотные, воевать как — не знаем даже толком. А у них господа офицеры сызмальства к военному делу приучены. Вон они Симбирск берут. И Самару прихлопнули… И Казань вот-вот, говорят, заграбастают. А красные твои сопляков, вроде нашего Андрюшки, набрали с заволжского завода да
— Так войска и у них-то настоящего мало. Сами господа офицеры и воюют за солдат. А которых они мобилизовали, те скоро поймут, что супротив себя идут…
— Тебя не переговоришь, — с неудовольствием прервал жену Василий Петрович. — Да и не поможешь теперь ничем. Все равно тебе надо от них схорониться. Может, и правда ненадолго эго. А куда ж ты теперь уедешь? Последние пароходы уж, верно, сейчас уходят.
— Нет, не последние. Да и на лошадях можно с обозниками уйти. Пока не знаю, куда-нибудь схоронюсь. Будет возможность — весточку пришлю. Не беспокойся, главное — детей береги. — Евдокия Борисовна не выдержала — негромко всхлипнула в темноте.
— Ладно, не плачь. Думаю, обойдется все, — примирительно сказал муж. — Вот только с Андреем как быть?
— И где же он сегодня пропадает? — сокрушенно вздохнула Евдокия Борисовна. — Не попрощаешься даже. Он тоже должен уходить, Петрович, обязательно должен. Ему ведь еще опаснее, чем мне.
Сильно ударившись о воду, Андрей погрузился в нее с головой. В ушах зашумело, все тело охватила страшная слабость. В его сознании мелькнуло: “Тону? Ну нет, у самой пристани — и утонуть! Не-ет!..” Он сильно взмахнул руками и оказался на поверхности. Кругом, куда ни взглянешь, возвышались борта пароходов и барж. Как в колодце — не выберешься. Закричать? А если тот бандит следит? Еще пальнет. Нет, лучше потихоньку самому…
Быстрое течение бурлило у судов, затягивало под борт. Одежда и ботинки намокли, тянули вниз, мешали плыть, карман тяжело хлопал по ноге. “Казенный наган, — вспомнил Андрей. — Еще потеряю”. Он вытащил револьвер, зажал дуло зубами и энергичнее заработал руками и ногами. Но прохода к берегу не было видно: везде, казалось, сплошной стеной темнели суда. Куда же плыть? Андрей уже совсем было начал терять надежду выбраться отсюда живым, когда сбоку появился просвет. Вскоре ноги коснулись дна.
Он свалился на еще теплый прибрежный песок. Сколько лежал — не помнил. Когда поднялся, весь дрожа в мокрой одежде, над Волгой уже брезжил сероватый рассвет, подул легкий предутренний ветерок, а у пристани опять загрохотали по булыжной мостовой телеги.
“Ну, подождите же! — Андреи медленно поднимался по бесконечно длинной лестнице в город. — Мы с вами еще расправимся”.
Добравшись до дому, он с наслаждением сбросил в своей каморке прямо на пол мокрую одежду и мгновенно заснул.
— Вы сначала испытайте меня, а тогда уж гоните, — с обидой говорил Андрей Ромашов, стоя перед начальником штаба 1-го Симбирского полка. — Я же не какой-нибудь там буржуйский маменькин сынок, а рабочий. С двенадцати лет в типографии. Работать не мал был, а вы теперь: “Не дорос!”
Андрею так и не удалось прибавить себе годы — потребовали документы. Пришлось показать единственное, что у него с собой было, — похвальный лист об окончании церковноприходской школы. И вот теперь его отказывались записывать в полк.
— Вижу, что не барчук, — возразил начальник штаба, до которого добрался упрямый парень, — а все же молод очень. Ну что это — шестнадцать, хоть и рослый ты.
— А в ЧК с бандюгами воевать — не молод?
— Ну ладно, ладно. Видно, уж больно хочешь повоевать за революцию. Зачислим! Только, если труса сыграешь, выгоню и собственноручно по шее надаю. — Начальник штаба что-то написал на клочке бумаги. — Вот найдешь командира третьей роты товарища Мельникова и отдашь ему. Ясно?
— Так точно! — по-военному щелкнув каблуками, радостно воскликнул Андрей и вылетел из комнаты.
Однако все это оказалось легким разведывательным боем по сравнению с тем, что пришлось выдержать Андрею, когда он уговаривал Лесова. Битый час просидел он в кабинете у председателя губчека. Лесову было совсем не до Андрея. То и дело приходили сотрудники, беспрерывно звонили два телефона. Где-то на улицах стреляли — подняли голову при приближении своих скрывавшиеся раньше враги. Надо было обеспечить порядок, эвакуацию людей, имущества… Но несмотря на все это, Лесов успевал в промежутках между решением очередного вопроса говорить со своим курьером:
— Нет, нет, братец! Поедешь в Алатырь.
Хотя и с превеликим трудом, но Андрей все же настоял на своем.
— Видно, ничего с тобой не поделаешь, — сдался наконец Лесов, пожимая ему на прощание руку. — Иди уж, скажи там, чтобы тебе документ выписали о работе у нас. И помни: как вернемся в Симбирск, мы тебя обратно заберем. Нам такие ребята нужны…
Командир роты Мельников, маленький, толстый, со сбитой на затылок фуражкой, сидел в насквозь прокуренной комнате, с почему-то наглухо, несмотря на жару, закрытыми окнами. Он медленно прочитал направление из штаба полка и критически оглядел Андрея:
— Еще один молокосос!.. Когда же настоящих солдат пришлют? Давай-ка иди в цейхгауз, вот записка. Получишь обмундирование. Только ботинок нет, в своих будешь ходить. А потом найдешь комвзвода Корнеева, он тебе винтовку выдаст. С оружием-то умеешь обращаться?
— Как-нибудь управлюсь, не впервой!
— Да, документик у тебя что надо!
Часа через полтора Андрей уже стоял с винтовкой на посту у склада во дворе Ленкоранских казарм.
Темнело. Длинное одноэтажное каменное здание склада, раскинувшееся в самом конце огромного пустынного двора, у спуска с горы, казалось от этого еще угрюмее. Маленькие слепые его окошки с железными решетками мрачно уставились на одинокого часового.
Держа винтовку наперевес, Андрей прохаживался взад-вперед, стараясь не уходить далеко от двери, куда привел его разводящий. Когда совсем стемнело, он подошел к ней еще ближе и даже ощупал рукой огромный замок с пломбой. Где-то выстрелили. “Смотри в оба, Ромашов, — предупредил разводящий, — прошляпишь или заснешь — так по законам военного времени знаешь что?”
Андрей изо всех сил всматривался во тьму, прислушивался к каждому шороху. Зловещую ночь вдруг разрезал гулко понесшийся над городом пароходный гудок. Заправский волжанин, Андрей сразу определил “голос” “Кавказа и Меркурия”. Гудит что надо! Наверное, последний. На этом уехали и работники ЧК-Лесов говорил: уйдем из Симбирска с последним пароходом. “Значит, в городе теперь из наших только военные остались, да еще вооруженные рабочие отряды”.