Мир Расмус. Потомок воина
Шрифт:
— Нет, ты не прав, — Роб замотал головой, и даже отступил на шаг. Прямо сейчас рушилась его вера в дядю — в того, кого Роб с детства привык считать примером мужества, доблести и стойкости, того, кто в глазах юноши стоял наравне с отцом. — И что, здесь ты проводишь темные обряды? Приносишь жертвы своему богу?
В ответ на это Тарик закинул голову назад и расхохотался. Но в его смехе не было ни капли веселья. Отсмеявшись, дядя повернулся и посмотрел на Роба, и в его глубине его глаз юноша заметил крохотные багровые отсветы. Как те, что освещали комнату.
— Жертвоприношение? Хастуру? О, нет. За это
— Как ты мог, дядя? Это же… ты поклоняешься темному богу! Демону! — неверяще твердил Роб. Тарик не стыдился и не делал даже попытки оправдаться — наоборот, он искренне верил в каждое произнесенное слово, в правильность своих действий и в своего бога. Темного бога.
— Как я мог что, Роб? — ответил Тарик. Он начал распаляться, каждое его слово теперь звучало, будто раскат грома. — Я посвящаю своему богу души убитых мною врагом, Роб. И взамен он одаривает меня силой и доблестью. А что делает твоя хваленая Талсия для своих верующих? Разве она защитила твоего отца, моего брата? Или кого-то из людей, бывших в замке? Явила им свою милость? Нет! Так что не говори мне про Светлых и Темных, мальчишка.
После монолога Тарика комната опять погрузилась в тишину. Роб так и стоял у входа, не в силах вымолвить ни слова.
Только что его дядя, самый близкий из оставшихся у него родственников, признался в том, что поклоняется темному богу. Признался без капли стыда или сожаления. Да, сам юноша не был особо набожным — такое поведение ему привил отец, сам не слишком почитавший богов. Но Роб чтил Талсию и прочих светлых божеств, хоть и редко молился, и не участвовал в церемониях, обрядах и богослужениях в храмах.
Но поклоняться темному богу — значит, обречь свою душу на вечное рабство после смерти, и добровольно ввергнуть ее во тьму при жизни. О поклонниках темных богов, и о совершенных ими преступлениях и ужасных деяниях ходили страшные истории и легенды. Часть из них Роб слышал, будучи маленьким, в качестве предостережения, другие — проходил на уроках с учителем Анваром. И знал, что тот, кто предал светлых богов, неминуемо обречен на страшную и печальную участь. Робу довелось ощутить все это на своей шкуре совсем недавно, когда он попал в плен к культистам Шесс`зара.
А теперь оказалось, что его дядя — один из подобных заблудших, проклятых, что ввергли свою душу во власть темных богов в обмен на силу, богатство, славу или власть.
Тарик же, видя, что Роб не произносит ни слова, продолжил:
— В твоем взгляде я вижу ужас и неверие, племянник. Но посмотри на меня повнимательней: разве я — чудовище? Или ты думаешь, что я убиваю всех подряд направо и налево, и пожираю новорожденных младенцев? Но это же просто ерунда — ты и сам это видишь. Я тот же человек, в чей дом ты вошел пару недель назад. Тот же человек, который командует силами герцогства, защищая его жителей. И тот же человек, который любит тебя и желает тебе только добра. Просто я стал сильнее и добрался до высот, которые не смог бы достичь без покровительства Хастура.
— Так вот, зачем это все: ради силы и власти?
— Ну конечно! А как, ты думаешь, я, всего лишь пэр по происхождению, без земли, без богатств или связей, с магическим резервом даже ниже среднего, смог стать Первым командором герцогства, военачальником, выше которого стоит только сам герцог. С помощью Хастура я исправил ту несправедливость, которую получил при рождении. И потом, все эти разговоры про темных богов, светлых богов — полная чушь. В жизни нет лишь черного и белого, как нет и абсолютно светлых или абсолютно темных богов. Все боги серы, Роб, и блюдут только свои интересы. Просто некоторые оказались в правильном месте в правильное время, явили народу чудо, помогли какому-то доблестному рыцарю в трудный час или просто выглядят как прекрасные сияющие мужи и девы в красочных одеждах — и вот их уже славят простолюдины, в их честь основывают культы, строят храмы, они становятся покровителями орденов, городов и целых государств. А других равняют чуть ли не с демонами, под страхом смерти запрещают поклоняться им, устраивают на верующих в них гонения. Хотя и первые, и вторые требуют почитателей и жертв, взамен вознаграждая силой. Правила одни и те же, Роб. Дело в банальной пропаганде и прививанию народу тех ценностей, которые выгодны правящему кругу.
— И что, ты хочешь, чтобы я тоже поклонился твоему божеству? Темному? — недоверчиво спросил Роб.
— Это принесло бы мне радость, но этого я от тебя требовать не буду. Ибо в тебе сильна магия, а Хастур не слишком жалует тех, кто сражается с ее помощью. Встречать врага лицом к лицу, со сталью в руке и яростью в сердце, убивать противника в честном бою — вот чего требует от нас Быкоглавец. Ты же был обучен биться иначе — за что я тебя не виню. Да и не согласился бы ты поклоняться моему божеству — слишком силен в тебе голос предрассудком и вбитые в тебя безмозглыми наставлениями установки. Нет, я всего лишь прошу сохранить все, что ты видел — в тайне.
— Ты понимаешь, что, скрывая это, я стану соучастником твоего преступления?
— Да, но, видишь ли, предрассудки в Дальвейсе крайне сильны. Поэтому я и прошу об этом.
— Я… я не знаю, — в замешательстве ответил Роб.
С одной стороны, чувство долга говорило ему немедленно доложить об увиденном, цжелательно — самому герцогу, учитывая власть и влияние дяди. Кроме того, после эпизода в пещере культистов юноша не питал к поклонникам темных богов ничего, кроме отвращения и ненависти.
Однако, здесь речь шла о его дяде, который помог и приютил его, всегда относился к племяннику с добротой и заботой. И сейчас чувство долга боролось в душе юноши с чувством любви к Тарику.
— Я еще не решил.
— Такой ответ меня не устраивает, племянник, — Тарик шагнул ближе к пьедесталу и задумчиво провел пальцами по рукояти двуручного меча. Это движение не укрылось от Роба. — Решение нужно принять здесь и сейчас.
— А если я откажусь? — спросил Роб. — Обратишь оружие против племянника, в хорошем отношении к которому еще недавно распинался. А что потом? Убьешь?