Мир сошёл с ума. Опять?! 4
Шрифт:
– Лишь то, что сказал. – Вроде проще простого отвечает Аллегорий, а все всё равно начинают искать скрытые смыслы в этом его послании к ведьме Шарлотте, с кем у него однозначно есть ментальная связь, где он не через слова, а через их интонацию подачи озвучивает для Шарлотты то, что никто тут понять не может.
– Извините меня, Шарлотта, за мою откровенность и разглашение государственной тайны, но вы, как лицо, допущенное к высшим государственным тайнам, должны знать. – Что-то примерно такое зашифровал в своём послании Аллегорий. – Природная слабость, а может уже и тяга, как начинает мне казаться, задерживает нашего президента.
– А если конкретней? – вопросительно стреляет глазами в ответ Шарлотта.
– Запор у него. –
– Акции фармацевтических компаний? – с долей укоризны и с долей соблюдения приличий, то есть соболезнуя столь частому недугу государственных мужей, по долгу своей службы вынужденных долгое время просиживать свои штаны, надетые на свои зады на вот таких заседаниях, а это ведёт к своей причинно-следственной связи – застою и застопорению крови в нижней части организма и так далее, покачав головой, всё правильно поняла Шарлотта из этой лицевой озабоченности Аллегория, так умело озвучивающий инсайды.
А Самюэль Самуэльевич Аллегорий в ответ как-то подпал под злодейское обаяние Шарлотты, её вот таким послушанием и откликом по его первому зову, и пребывая в вот таком заблуждении, на некоторое время даже от себя разумного отстранился, выразив ей согласие на такие ею сделанные выводы из его посыла. Но вот только хорошо, что он быстро спохватился, и уже со своей стороны укоризненно ей указал на недопустимость вырывать слова и смыслы из контекста сказанного. Ведь когда дело имеешь и тем более разговоры ведёшь о столь высоких материях, как о житие бытие высших чиновников из государственного аппарата, то нужно иметь не только осторожность в своих высказываниях, которые запросто могут и захотят по-своему интерпретировать враги высших лиц государства, но и иметь силу и духа, чтобы держать за своими зубами всё то человеческое, что не чуждо даже самому высокопоставленному человеку, и о чём почему-то говорить считается зазорным. Но это вопрос философский о природе власти, и он не всем по плечу.
– Надеюсь очень на ваше благоразумие и верное понимание моих слов, – жёстко так заметил С.С. Аллегорий Шарлотте Монро, – и вы не увели в дебри потустороннего, не имеющего ничего общего с действительностью свои мысли и воображение.
И, конечно, всё так, как того хочет слышать и надеяться С. С. Аллегорий. И хотя С.С. Аллегорий сильно рассчитывает на такого рода благоразумие Шарлотты, всё же он крайне считает важным ей напомнить некоторые уточняющие факты и детали из своих слов, которые ею были проигнорированы или не восприняты с должным усердием. Что объяснимо тем, что умственная деятельность – это такое сложное хитросплетение человеческого разума, что трудно всегда найти в нём концы и источники этих концов.
– Запор мысли, если быть более точным. – Поправил в первую очередь Шарлотту, а уж только затем самого себя Аллегорий.
А вот это уже интересно слышать Шарлотте Монро, кто, честно сказать, была не слишком большого мнения об умственной деятельности вообще мужского народонаселения, а не только одного президента. И все эти представители самой непрезентабельной части населения, когда она до них сходит и уделяет со своей стороны хоть какое-то внимание, все как один впадают в умственный ступор с ней в разговоре, не имея возможности хоть что-то о себе внятного прояснить. И как сейчас выясняется, то господин президент также страдает таким недоразумением мозга, а вот по какой причине, то это госпоже Монро было крайне интересно знать.
– И с чем он связан? – спросила Шарлотта.
А вот теперь уже удивлён такой близорукостью Шарлотты Аллегорий, как не ей не знать, кто с утра до вечера не даёт покоя господину президенту (спойлер: это не первая леди). И Аллегорий вынужден вносить ясность туда, где всё итак прозрачно.
– Господину президенту не даёт покоя мысль о том, что он отчего-то находится в тени…сами знаете кого. – С многозначительным умолчанием внёс ясность в трудности мысленного процесса президента Аллегорий. – И на моё удивление он был патологически логичным. «Сёма, – так он ко мне по простому, и на основании большого ко мне доверия, обращается, – скажи мне честно, почему мне не даёт покоя мой антипод, держа меня в постоянном напряжении и заставляя меня всегда иметь его в виду?
На что я ему отвечаю. – Это всё психологический фактор. Зло притягательно.
– Вот как!? – одёргивается от своих мыслей президент. – Ладно с этим я готов смириться пока у нас паритет вооружений, но если мой противник имеет такое звучное имя, Антипод, то тогда кто я? – задался нервно этим вопросом президент и тут же давай себя принижать самокритикой. – Какой-то Под, если убрать из имени моего противника его предикат «Анти». И что спрашивается этот Под значит? Прилагательное или может того, моё сказуемое, как чьё-то прилагательное и подвластие?! Воды мне, воды! – а это уже попахивало театральщиной со стороны мною уважаемого президента, но не настолько, чтобы потворствовать его цесарским мечтам. И хотя основы нашего государства крепятся на семи холмах цезарства, всё же надо блюсти приличия и отдавать должное новым инструментам разделяй и властвуй, а именно демократии.
Ну и я остужаю пыл президента как мне тогда казалось верным по лингвистике предложением. – Тогда вы будете зваться Антиподом Антипода.
– Это что ещё за хрень! – вскипает президент. – Это что ты мне предлагаешь. Быть на поруках у Антипода. А-ну пошёл вон! – И я, пожалуй, и в самом деле пришёл к не верному решению насчёт нашего президента, верно поступившего, меня выгнав. Что я было хотел купировать только что в голову пришедшим предложением. – Тогда может Легитимный? – с надеждой и мольбой на собственное оправдание обратился я с этим вопросом к президенту. Он задумчиво на меня посмотрел, быстро оценил эту мою неуместную шутку в сторону нашей политики на постмодернистском пространстве, – а я ей богу и не думал шутить, – и с ещё больше перекошенным лицом и проклятиями в мой адрес указал мне на дверь». И на этом пока что всё, немой диалог заканчивается.
И вот пока все тут пребывали в таком умиротворённом состоянии лёгкого беспокойства за судьбы мира, в том числе и за самих себя, как части этого мира, ради которого можно и пойти на некоторое своё беспокойство и подвижки в своих планах, как это всегда бывает, находится один отщепенец, которого всё это не устраивает, и он требовательно и вслух желает знать, когда всё это закончится и сколько им ещё ждать президента.
– Как думаете, что случилось? – вот таким неприемлемым для данных обстоятельств вопросом задаётся громко вслух генерал Броуди, если честно, то непроходимый даже в самые широкие двери тип с огромными физическими данными и со столь же малой сознательностью. Что и приводит всех, кто с ним встречается, в том числе и на таких собраниях, в крайне некомфортное и болезненное состояние, даже в том случае, если он вам на ноги не наступает, не плюётся прямо вам в харю и рукой за подбородок не цепляет во время своего, всегда крайне эксцентричного разговора.
И что самое сейчас всех угнетающее, так это то, что вопрос генерала Броуди никак нельзя проигнорировать, ведь тогда он начнёт уже напрямую ко всем им цепляться, требуя к себе уважения. Вот и приходиться к своей огромной озадаченности всем тут собравшимся людям, представляющих собой истеблишмент, для кого нет авторитетов в этом мире, когда они сами высший авторитет, подгибаться под какие-то приземлённые обстоятельства жизни, где грубая сила генерала Броуди сейчас имеет больший вес перед всем остальным, что есть в этом мире существенного и важного.