Мир за мир
Шрифт:
— Я раньше вам это не рассказывала, — вздохнув, начала вспоминать Лесная Сестра. — Потому что вы наверняка захотели бы «раздавить гадину», а это было бы, с одной стороны, слишком много, а с другой — слишком мало. В общем, работала я… на казённой плодоотделительной фабрике, по-другому и не скажешь, потому что конвейер конвейером, со всеми причитающимися ужасами, к тому же живые люди вместо гаек, а обращаются с ними именно что как с гайками. Персонал, понятно, давно душу потерял на этом конвейере, да ещё, как у всяких медиков советского производства, жреческая спесь до небес. Но
— Фельдфебес, — не полез за словом в карман Страж Вихрей.
— Именно так! — подавила смешок Ната. — Есть такая порода сволочей, которым всё равно, что они сами в аду, им главное в нём начальствовать. Ходила вся из себя такая — «я здесь царицей работаю, а вы все — грязь у меня под ногами». Врач, кстати, паршивый, оно и понятно — двум богам служить нельзя. И вот докатилась один раз уже до совершенного произвола — с разрушением миров. Одна роженица захотела от прививок отказаться, ну можно же по закону? Так эта замша всё равно внаглую посылает медсестру всем делать. Мать медсестре ребёнка не даёт, а эта дура, вместо того чтобы вспомнить, что бумага всё терпит, крик подняла — как так, она типа «при исполнении», а ей не подчиняются! Является замша и сразу психиатричку вызывает, а те и рады стараться… И с такой садистской улыбочкой: «Ну что, милочка, где же твой закон? Здесь что врач скажет, то и закон!» Роженицу скрутили — и в психушку, медсестра сама не рада уже, но эта сука специально проследила, чтобы та сделала все прививки.
— А ты что? — бросила Алина с таким выражением лица, с которым идут на казнь — в смысле казнить, а не казниться.
— Не в мою смену было, — со стыдом призналась Лесная Сестра. — Мне на другой день сокамерницы этой матери рассказали. А что дальше — не знаю, в тот же день меня уволили, и больше я в органах медицинских дел не работаю, даже вспоминать стыдно, что работала когда-то.
— Именно «уволили», не «уволилась»? — подмигнул Виктор. — Тогда тем более наш человек! Я догадываюсь, за что.
— Да. Потаскала ту медсвекровь за волосы и мордой об стенку приложила. Есть же и обратная сторона кастовости — сор из избы выносить не стали, просто уволили. Об одном жалею — замшу так же потаскать побоялась, за начальницу точно под суд угодила бы.
— Хм, — ироничный тон Артура не мог скрыть его омерзения. — Надо же, тётя в двадцать с хвостом не понимает, что она-то, может быть, и имеет право, но за его нарушение никто чинуш наказывать не будет! Тут уж — отбивайся здесь и сейчас, а лучше заранее просчитывай! Но попытаться пошевелить прокуратуру этой женщине всё же стоило.
— Знаешь, когда на руках больной или просто маленький ребёнок, тебе уже не до тяжб со здравоохранкой, и здравоохранка прекрасно это знает, потому и наглеет, — Ната дрожала от бессильной ярости. — Да и не выиграешь у них суд! Это показания родственников в пользу друг друга суд не учитывает, а полицай полицая или медик медика покрывает — как будто так и надо! В общем, нет и не будет на белохалатников управы!
— Кроме Ледяной Девы, — уже один голос Алины, казалось, убивал, а взгляд стал таким, что даже невиновный мог найти смерть в её глазах. — Имена, явки, фамилии?
— Вот Ледяной Деве и рассказываю! А студентке Алине, извини, не стала бы. Значит, было это три с небольшим года назад…
— Кстати, насчёт детей, — перебил Виктор. — Я вспомнил. Майор Олейник! — он гневно сжал кулаки.
— А этот чем так гнуснопрославился? — спросил Артур.
— Мразь. Устроил с государева благословения зачистку на похоронах какого-то мафиозо и всех перестрелял, включая детей — типа у него бла-ародная ярость. Ха, ярость! Свидетелей оставлять зассал!
— А, точно, я тоже читал…[5] Подожди, но этот Олейник — он же книжный персонаж!?
— А мы с тобой, по-твоему, кто?
* * *
Лесной Сестре не требовалась помощь Ледяной Девы, чтобы выяснить адрес пациентки — достаточно оказалось и собственных способностей стихиали Земли. Фамилию и дату она помнила, а появиться ночью в архиве для неё уже было, как говорится, делом техники. Итак, Скаченко Кристина Викторовна, а вот и её адрес и домашний телефон.
Ната нервно задумалась. Первое явление Лесных Сестёр людям в этом мире! Нужно одеться покрасивее… Тьфу ты, о чём она думает? Не это главное! Слова! Какие слова найдутся у неё для женщины и трёхлетней девочки, изнасилованных зарвавшимися жрецами медицинского культа? «Именно так», — мысленно кивнула она. — «Именно изнасилованных и именно жрецами, потому что казённая медицина давно и прочно заняла в государстве и умах людей место церкви в средневековой Европе».
Нет, звонить не стоит — нужно сразу показаться. Она засуетилась перед шкафом, вытаскивая купленные в Милане наряды. Мягкая бежевая юбка, кремовая шёлковая блузка с бледным узором, напоминающим отражение осенней листвы в воде, жакет… нет, жакет не нужен, на улице оттепель. Кашемировое пальто, тоже светло-бежевое, и сапожки на невысокой шпильке… Повертевшись перед зеркалом и чуть поправив причёску, Лесная Сестра появилась у двери нужной квартиры.
«Похоже, я по адресу!» — поняла она, узнав открывшую дверь женщину. — «И я нужна, с ней явно что-то не то. Как будто всё время ждёт то ли погрома, то ли ночного ареста, как еврейка при Гитлере или жена партийца при Сталине».
— Кристина, добрый день! Вы меня помните?
— Вас? — гнетущее ожидание беды на лице женщины на мгновение сменилось мягкой улыбкой. — Конечно! Вы так улыбались, и Белочку встретили улыбкой, не то что эти… жандармы, — она опять запуганно нахмурилась. — Но вы же всё равно… из этих?
— Не «из этих». Уволилась на следующий день, не захотела быть в этой сволочной системе. Пригласите? Или вы заняты?
— Да нет. Работу типа ищу. Не хочу выходить из декрета на старое место, меня не такой там помнят, — Кристина безнадёжно махнула рукой. — Проходите уж на кухню.