Мираж черной пустыни
Шрифт:
Сестра Марио была очень хорошенькой. Грейс видела это, несмотря на скудость освещения, проникавшего сквозь потолок. Ей было на вид около шестнадцати лет, черты лица были изысканными, и в них проглядывала невинность и нетронутость. Глаза Терезы были широко раскрыты. Грейс мягко закрыла их, потому что девушка уже умерла.
Пока отец Гвидо старательно читал молитвы, связанные с похоронами, Грейс опустила голову вниз и старалась побороть подступившие слезы.
Она не молилась и лишь плотно сжала зубы от ярости и чувства собственного
Грейс подняла голову и встретилась взглядом с Вачерой.
Воздух внутри хижины, казалось, пронзил заряд; в нем столкнулись силы двух соперниц — Вачеры и Грейс. Было такое ощущение, что глиняные стены домика не вынесут этого накала страстей и разлетятся на мелкие кусочки.
Затем Грейс произнесла на языке кикую:
— Я хочу увидеть, как твоим дьявольским ритуалам будет положен конец. Я знаю, что ты занимаешься черной магией, слышала это от своих пациентов. Я слишком долго терпела твое присутствие. Из-за тебя и таких, как ты, этот ребенок умер.
Грейс дрожала от гнева, а на лице знахарки застыла неподвижная маска. Вачера была все еще прекрасна — высокая, тонкая, с обритой головой, рядами бусин и браслетов, украшавших ее длинные руки, закутанная в мягкие складки своего одеяния. Она была живым анахронизмом среди обращенных в христианство кикую, призраком из прошлого их племени. Она неподвижно смотрела на Грейс Тривертон с презрением и гордостью, затем поднялась и покинула хижину.
Грейс вернулась в миссию и заметила Валентина, который нервно прохаживался взад и вперед перед зданием клиники. Когда она увидела, что у него в руках, а также маленького мальчика, который в ужасе прижался к ступенькам веранды, она поняла, зачем пожаловал ее братец.
— Взгляни на это! — закричал Валентин, швыряя в нее чем-то. Вещь ударилась ей в грудь и упала на землю. Она подняла ее и увидела, что это была одна из кукол Моны. — Я застал его за тем, что он играл с ней!
— Ох, Валентин! — вздохнула она. — Ему всего семь лет. — Грейс последовала за своим братом и присела на корточки возле Артура, который, как она заметила сразу же, получил очередные родительские наставления в виде порки.
— Я не позволю тебе баловать его! Вы с Роуз превращаете моего мальчика в неженку!
Грейс положила руку на голову Артура, тот расплакался.
— Бедный малыш, — пробормотала она, гладя его по волосам.
— Черт возьми! Грейс! Послушай меня!
Она взглянула на него:
— Нет, это ты меня послушай, Валентин Тривертон! Я вижу ребенка, который совершенно уничтожен и подавлен, и я не стану слушать, как ты выкрикиваешь всякие глупости.
— Какое мне дело до того, чем занята кучка черных? Меня беспокоит только мой сын. Я не позволю ему играть в кукол!
— Нет, — медленно произнесла она. — Тебя вовсе не волнует, чем заняты африканцы. И ты больше беспокоишься о себе самом, чем о своем сыне!
У Валентина внезапно покраснела шея, он бросил сердитый взгляд на свою сестру, потом развернулся и ушел.
Войдя под крышу дома, который служил Грейс клиникой, она успокоила Артура. Плечи и шея мальчика были покрыты свежими шрамами.
— Привет, — прозвучал мягкий голос, и в открытых дверях появился силуэт.
Грейс пригляделась. Ее сердце забилось сильнее.
— Джеймс! Ты вернулся!
— Я приехал прошлой ночью и сразу же поспешил увидеть тебя. Что тут у вас происходит?
— Да снова Валентин.
Джеймс вошел в комнату:
— Привет, Артур!
— Привет, дядя Джеймс!
— Мой брат думает, что может битьем и угрозами превратить своего сына в мужчину, — спокойно сказала Грейс, пытаясь сдержать свой гнев и не выдать себя голосом, чтобы не напугать мальчика. — Я собираюсь положить конец этим поркам, я должна… С тобой все будет хорошо, Артур. Ты не очень сильно пострадал.
— Ты написала Роуз об этом?
— Она должна вернуться со дня на день. Ее письмо было не очень точным, ты же знаешь Роуз.
— Стало быть, Мона уже в школе в Англии?
— Да. В академии, куда Роуз ходила, когда была девочкой.
— Ты ведь скучаешь по Моне, не так ли?
— Да, очень.
Грейс поцеловала своего племянника в макушку, потом усадила его на пол. Мальчик был слишком мал для своего возраста и унаследовал мечтательный характер матери.
— Иди, дорогой, — ласково сказала Грейс. — Иди, поиграй.
— А куда мне идти? — поинтересовался он, смущенно глядя на нее своими большими голубыми глазами.
— А куда бы ты хотел пойти, Артур?
Он изобразил задумчивость, а затем спросил:
— Могу я пойти посмотреть малышей?
Она улыбнулась и подтолкнула его в нужную сторону. Валентин запретил Артуру заходить в хижину для родов в клинике Грейс, но она решила не подчиняться приказам своего брата.
— Джеймс! — с восторгом сказала она, когда они вышли из клиники. — Как прекрасно снова видеть тебя, это такой сюрприз для меня!
Грейс удивилась, как солнечный свет превращает темные каштановые волосы Джеймса в золотисто-рыжие, она ощутила знакомое чувство любви и трепета, которое никогда не покидало ее. Всякий раз, когда он уезжал, ей казалось, что часть ее самой уезжает вместе с ним. Когда он возвращался, она снова становилась самой собой.
— Я скучала по тебе, — призналась она.