Мираж

Викторов Василий Иванович

«Боже, заткни четвертому уста», — подумал про себя Чип в гостинице и поднял телефонную трубку.

— К вашим услугам, господин э-э…

— Шварц. Закажите билет на ближайший рейс.

— Куда изволите?

— Я сказал, на ближайший…

— Самый первый будет в Майами.

— Пусть так!

— А на чью фамилию, простите…

— На мою, черт возьми, — Шварц!

— О’кей, — ответила девица и, как показалось Чипу, издевательски хихикнула.

…ИЗ КОЛОНОК СТЕРЕОМАГНИТОФОНА откуда-то сзади плыли завывания незнакомого ансамбля.

— Что за музыка? — спросил Чип.

— А-а, проснулся? «Машина времени», — ответил Маккормик, —

русский ансамбль. Кстати, весьма восприимчивый к нашей моде. Вот где их надо брать, Вирджил… Это моя истина.

Машина проскочила на красный свет, едва не задев затормозившие «Жигули». Милиционер на перекрестке тактично отвернулся, а водитель многозначительно покрутил пальцем у своего виска.

— Спустись на дорогу, Дик, — усмехнулся Чип. — Иначе вдвоем будем искать истину в кювете.

Показались многоэтажные дома, множество пешеходов.

— Москва, — сказал Дик и сбавил скорость. Чуть-чуть.

Вирджил смотрел. Вот она, думал он, страна, которую он практически не знал и с которой косвенно, а порой и непосредственно были связаны все его существование, вся его работа и жизнь. Теперь уже совсем одинокого человека, подумал он, без Джудит. Без этого взбалмошного, вечно искавшего какую-то свою правду, спорившего с ним и все же самого дорогого и любимого человечка…

От услуг посольства он отказался, остановившись в гостинице. Чип вовсе не нуждался в чьих-то советах. Как, собственно, и в контроле за его действиями. Он не хотел сразу же попадать «под колпак» местной резидентуры и ее добровольных или специально приставленных «гидов». Ему нужны были полная свобода и простор.

Никакого неудобства не испытывал он и перед старым приятелем, который старательно пытался затащить его к себе на квартиру. Бог его знает, насколько Маккормик известен русской контрразведке. Что касается Чипа, он лично не хотел здесь «светиться». Особенно если учесть, что под занавес своего пребывания в Москве ему надлежало выполнить ряд поручений Оперативного управления. Ни к чему было Дику знать о деталях давно готовившейся поездки.

Он вовсе не кривил душой перед Маккормиком, когда говорил о главной цели приезда. Как напутствовал его Уик, надо было снаружи посмотреть, каков старт у «Истины», что нужно подправить. Чарльз был крайне заинтересован в том, чтобы выяснить, насколько плотно или, скорее, почему так вовсе не плотно задействованы на проект УМС возможности всех американских ведомств, собранных под «крышами» посольства, представительств, банков и фирм, корреспондентских и прочих бюро. Как постоянно повторял Уик, нужно мыслить широко. На одних и тех же тезисах далеко не уедешь, сколько ни перелицовывай их. Нужны новые инъекции идей, замыслов, соображений. Как и в любом бизнесе, впрочем.

Заочно Чипу состав его будущих собеседников был, пожалуй, известен. Еще в штаб-квартире он пролистал немало досье, встречая иногда с удовлетворением знакомые лица. На них-то, собственно, он и рассчитывал. Особенно, впрочем, на журналистов. Уже сам статус делал их самыми осведомленными источниками и позволял без особых трудностей участвовать в акциях, вовсе не журналистских. Поди докажи, что они интересуются тем или иным не для профессиональных, корреспондентских нужд! К тому же у этих парней, наверное, весьма солидные и компетентные источники информации. Решив на первый случай ограничиться ими, Вирджил после легкого ленча и душа взялся за телефон. О его приезде, оказывается, уже знали.

— Нам сообщили о вас коллеги из Ай-эй-кей, — ответили ему в конторе Эй-ай-си.

— Конкурирующая «фирма» оказалась более осведомленной?

— Редкий и прискорбный случай, мистер Чип. Оставьте ваш телефон. Я передам его Лиз, как только она появится.

Чип подошел к окну и застыл от неожиданности и изумления: перед ним, буквально в двух шагах, раскинулась щемящая душу красота. Лучи полуденного солнца заливали купола собора, отчего он переливался золотом: и мшистая старина Блаженного, и темно-красный кирпич древних стен, в рубиновые звезды на башнях, и серая брусчатка в еще поблескивающих лужицах, и красный флаг — все казалось Чипу чем-то нереальным.

Сквозь ворота башни на довольно приличной скорости прошел черный лимузин.

«Надо же, совсем рядом», — подумал Чип. Но тут раздался звонок.

— Вирджил? Неужели? Какими судьбами? Это Лиз Уолкотт. Ха! Ты в каком номере? Я сейчас буду!

Она ворвалась, словно вихрь. Кинулась ему на шею.

— В свои тридцать ты вполне энергична, — пошутил Чип, слегка отстраняя ее.

Уолкотт закатила глаза и захлопала ресницами. Растерянная, застенчивая девушка.

Чип обнял ее за талию и, слегка толкнув, усадил ее в кресло. Лиз закинула ногу за ногу и стала раскачивать небрежно почищенной туфлей-лодочкой.

«Действительно не меняется, — подумал Чип. — Модна, эффектна, но неряшлива, как и в Нью-Йорке».

Короткая стрижка, чуть припухшие веки, нос картошкой плюс обезоруживающая улыбка, пропорциональные формы и неплохие актерские данные — все это делало Лиз «своим парнем». С ней всегда было просто. Даже тогда, в первый раз, когда перед ее поездкой в СССР по долгу службы Чип обучал журналистку азам разведывательной работы.

Знала ли она, что это он, Вирджил, сначала не советовал посылать ее в Москву: как журналист легковесна, на серьезный анализ не способна. Своим назначением сюда Уолкотт была обязана лишь сносному знанию русского языка да, пожалуй, заступничеству вице-президента Эй-ай-си Боба Кюстина, на чье особое покровительство Лиз намекали многие. По крайней мере, после встречи шефа с Кюстином тот пробурчал Чипу: «Пусть оформляют…»

А вскоре ему сообщили, что Лиз делает неплохую карьеру в Москве, заменив Джима Нимауэра. Как узнал позднее Чип, Джим ради нее бросил жену и детей. А кончилось тем, что с расстроенным здоровьем и растрепанными нервами Джим возвратился в Штаты, где был уволен из Эй-ай-си.

Доходили до Вашингтона глухие слухи о бурных романах Лиз с посольскими респектабельными отцами семейств, из-за чего над ее головой не раз собирались тучи. Но ее прикрывала «фирма», с которой ссориться никто не хотел. Сам Маккормик, к удивлению Чипа, отозвался о ней, по его меркам, вполне прилично: «У этой торпеды при мягких бедрах жесткие локти и медный лоб». Выглядело как комплимент. Вирджил знал Лиз немного лучше. Он был наслышан, что она безбожно перевирает фельетоны из советских газет, выдает мешанину неточностей, примитивизма и грубых преувеличений, восполняя поверхностность легким плагиатом из книги «Русские» Хедрика Смита. Что касается Лиз, сама по себе она иногда вполне здраво оценивает происходящее, но еще прекраснее представляет, чего от нее ждут в Нью-Йорке.

Эта сторона жизни Лиз мало беспокоила Чипа. В его департаменте ей отводилась другая роль. Как говорили там, «игра под дурачка» отлично прикрывает дела поважнее. А здесь Лиз была, по отзывам ее местных кураторов, незаменима. «Свой парень», этакая хохотушка с белозубой улыбкой, любящая «настоящее веселье», она, как и Ширли Смит, которую послали секретаршей политического отдела американского посольства в Рим, числилась в досье Управления разведывательных операций достаточно способным специалистом по части «сексуальных провокаций».