Мираж
Шрифт:
— А другое ведь сейчас не пройдет. Другое никому не нужно.
— От таких разговоров можно заработать седину и язву желудка. Ведь это лоббисты катастрофы! Я не хочу в их команду, старик!
— Ты уже в ней. И ничего тут не поделаешь, Дик, музыку пока заказывают они. Плясать приходится всем. А нам в первую очередь. Ты ведь не захочешь оказаться на панели? Или у тебя уже такой солидный капитал, что можешь послать их куда следует и удалиться на покой?
— Какое там! Вшивый чиновник из высокооплачиваемой интеллигенции.
— Так что неси безропотно крест свой.
— Я об этом догадываюсь. — Маккормик приблизился к Чипу и заглянул ему прямо в глаза: — Могу на тебя надеяться? Ты ведь представляешь, что это значит, когда рядом нет никого, кому ты мог бы открыть душу? Мы же с тобой старые вояки. Я просто думаю, что происходит, куда мы катимся? Черт с ним, я буду катиться со всеми. Знать бы только — куда.
— Признаться, — сказал Чип, — не ожидал увидеть тебя в роли философа. Мы всегда о тобой были там, где жарче всего. Не ради же путешествий. И снова полезешь в драку, если придется.
— Конечно, полезу. Драки я не боюсь. Я стал бояться исхода драки. Как в той заварухе.
— Вьетнамский синдром? Не можешь избавиться?
— Это точка отсчета. Я больше не хочу поражений. Я буду играть только наверняка.
Раздался бой часов в соседней комнате.
«Половина первого, — определил для себя Чип. — Как говорится, дорогие гости, не надоели ли вам хозяева?» Он был не прочь еще поболтать с Диком, но тот засуетился, «Ждет кого-то», — подумал Чип. И напрямую спросил:
— Я мешаю?
— Собственно, нет. Комнат много.
— Кто-то из наших?
— О, это пройденный этап. Нет, так, одна дама… Мать-одиночка. Из весьма приличной семьи.
— Один из твоих источников информации?
— Не брезгуем. Может, завтра что-нибудь накропаю о процессах и тенденциях среди здешней молодежи. Так сказать, и волки сыты, и…
— Привет овечке! — Вирджил шутя ткнул Дика большим пальцем в бок и шагнул к двери.
Дик, как у них было принято уже давно, выпятил грудь и взял под воображаемый козырек.
— ЛИЗ, ВЕЛИКИЙ ЗНАТОК русского языка, просвети полного невежду. — Паясничая, Чип исполнил низкий поклон и ударился лбом о «торпедо» ее красного «вольво».
— Не сломай машину, твердолобый. В чем дело?
Чип потер ушибленный лоб и уже без ужимок продолжил:
— Есть какая-то русская пословица, где упоминается Киев. Как она звучит и что означает?
— Запомнишь? «В огороде бузина, а в Киеве дядька». Что значит две разные вещи, которые не имеют никакого отношения друг к другу, но которые твой собеседник упорно пытается склеить вместе. Улавливаешь? «В Сан-Франциско Тихий океан, а в Вашингтоне директор Уик».
— Ты меня расстроила. Я хотел использовать пословицу в ином контексте.
— Только не плачь, мы уже подъехали к пресс-центру, а там появляться с заплаканным лицом неуместно. Милиция нас не поймет…
— Ну ты, как старожил, меня проведешь.
Лиз за два метра до входа заготовила свою обворожительную улыбку, и, когда
— Это мой гость из Америки, — еще раз скокетничала Лиз, но страж порядка уже потерял к ним всяческий интерес.
Сняв плащи в холле, они прошли мимо доски объявлений. Чип скользнул по анонсу брифинга, который состоялся днем, объявлению о предстоящей поездке за город на уикенд и о фильме, который уже начался.
— Надо было приехать пораньше, — сказал он своей спутнице. — Все это весьма любопытно…
Поднявшись по небольшой мраморной лестнице, он уверенно зашагал к лифту.
— О нет! — остановила его Лиз.
Вирджил осмотрелся вокруг. Еще одна мраморная лестница вела куда-то вверх. Слева в просторной нише скучала сотрудница «Интуриста», как понял он из афишки. У входа в другой зал стояли закрытые крышками телетайпы.
— Там конференц-зал. — Лиз показала пальцем себе за плечо. — Пресс-конференции, брифинги, просмотры фильмов.
Чип еще раз оглядел холл, прошел к столикам, где лежали брошюры на иностранных языках, взял одну, другую, полистал и положил на место.
По светлому мрамору они прошагали пару лестничных пролетов наверх и очутились в длинном полутемном коридоре, в конце которого сиял рекламой и бутылками напитков бар. Элегантные парни, один постарше, другой помоложе, чистые, ухоженные, молодая женщина с мягкой улыбкой и теплым взглядом, казалось, давно уже их ожидали. Гости еще не успели выбрать один из многих пустующих столиков, как рядом оказался бармен постарше. Слегка склонив голову набок, он ждал, что ему скажут.
Объяснения с ним Лиз взяла на себя, и вскоре апельсиновый сок, кофе, бутерброды и орешки — для Чипа, запотевший бокал водки с лимонным соком — для Лиз уже стояли на низком столике. Бармен исчез.
— Хорошая школа, — отметил Чип, разглядывая бар.
Что-то показывали по цветному телевизору, но звука не было слышно: в полумраке бара среди горящих и оплывших невообразимыми стеариновыми сталактитами свечей торжествовал «легкий рок».
— Здесь уютно. Можно поговорить. Никто не станет к тебе приставать с комплиментами, как это у них принято в Доме журналистов. Мы туда почти не ходим.
— Официальная установка?
— Считай, что так.
— Выходит, вы сами избегаете общения, а затем жалуетесь на недостаток информации?
— А что нам остается делать? Если уж говорить честно, между нами, здесь не все так, как мы пишем. Скажем, отдел печати… Действует в строгом соответствии с Хельсинским заключительным актом. Они искренне пытаются нам помочь и в представлении информации, и в облегчении нашей работы, в решении даже бытовых проблем. По-человечески идут навстречу, но ты ведь знаешь, что наш госдеп и посольство иного мнения. Да бог с ними! Это их проблемы. Скажи-ка лучше, что будет дальше? Какова погода на завтра?