Мираж
Шрифт:
— Но там же боеприпасы.
— Это маскировка.
— Если что-то подобное происходит... Я сам разберусь и прекращу. Виновных — под трибунал.
Оставшись одни, генерал и адъютант понимающе взглянули друг на друга.
— Прикажи Прокопчуку стаканчик водки и чего-нибудь острого. И себе.
— Так точно, ваше превосходительство, но со складом мы должны решить сейчас. Я уже и бумагу подготовил.
Денщик принёс водку, сыр, маслины. Макаров достал из папки документы.
— Нашей армией захвачены секретные большевистские склады, — сказал он. — Охрану я поставил надёжную, но надо оформить. Вот здесь, в этом распоряжении я указал: «Выдача лишь с разрешения Командующего армией генерала Май-Маевского под контролем его адъютанта капитана Макарова».
— Замечательно. Давай подпишу. Теперь ни одна песчинка не уйдёт со склада без нашего ведома. А вы знаете, капитан, что вчера вечером у нас с Аней состоялся интимный разговор? Правда, потом я был сильно пьян и ничего не помню. Всё кончилось благополучно?
— Так точно, ваше превосходительство. Князь Адамов и сам Жмудский помогли усадить вас в автомобиль. А Анна Петровна, по-моему, очень вас любит. Она ревнует вас к каждой женщине. Когда вы уезжали, просила передать: сегодня вечером быть у неё.
— Хорошо, вечером поедем. Я сейчас лягу спать. Начальнику штаба скажи — совещание переносится на завтра. Ну, если Щукин что-нибудь, тогда разбудишь.
Бравое барабанное утро, и, казалось, солнце двигалось вместе с корниловцами на Москву под Преображенский марш. Однако пока не на Москву, а на маленькую станцию, и победа маленькая, но победа.
Кутепов приказал обращаться с пленными по новым правилам: расстреливать только комиссаров и коммунистов, остальных — в обработку и, возможно, даже в строй. Сам он давно собирался с адъютантом верхами в батарею. И что-то ещё. Ах да, письмо от Лидии. Его прочитать потом, в спокойной обстановке, когда освободится от дел. Артиллеристов, наверное, предупредили: часовой у ворот в новенькой форме. Сам Бондаренко выбежал докладывать — батарея согласно распорядку дня занимается боевой подготовкой. Спешились, пошли по расположению.
— Показывайте, что за боевая подготовка.
— Приведение в порядок орудий и амуниции.
В тени у конюшни ездовые огромными сапожными иглами зашивали уздечки, шлеи и прочую кожу. Неподалёку, на солнце, раздетые по пояс солдаты забивали пыж в ствол орудия.
— Швейную мастерскую открыл, Бондаренко? Крестиками умеют вышивать? Построить батальон! Орудия не выкатывать!
Хотел, было, Кутепов устроить и выводку — проверить содержание лошадей, а их всегда содержат не очень хорошо, особенно, если проверять чистым носовым платком, но адъютант напомнил, что генерал вызван в Харьков на встречу с английской военной миссией. Ограничились строевым смотром. Потом беседовали с офицерами в маленькой, но прохладной и уютной столовой — «наше собрание». Спросил Дымникова, хорошо ли зажила рана. Пообещал участие в московском параде и салюте.
— Господина капитана вызывают в штаб командующего, — сказал Бондаренко. — Телефонограмма адъютанта его превосходительства.
При упоминании об адъютанте у генерала появилась какая-то недовольная морщина между бородой и кончиками усов.
— Зачем вызывают?
— Хорошо знает французский язык.
— Для встречи с англичанами?
— Англичане вроде нас, — позволил себе включиться Ленченко. — Только французский знают. Ну ещё и английский немного.
Кутепов усмехнулся и милостиво сказал:
— Прошу в мой автомобиль.
Вскоре выехали. Раздражало жаркое предзакатное солнце, бьющее в глаза. На пустынной окраине — два забора, две хаты — догнали колонну пленных красных. Кутепов приказал остановить колонну.
— Кто начальник конвоя? — спросил он.
— Поручик Чижов, — доложил немолодой, лет сорока-пятидесяти офицер.
— Куда ведёте?
— На сборный пункт, ваше превосходительство. Которых отобрали для службы. Остальных расстреляли.
— Поручик Чижов, когда вам присвоили звание?
— На германском фронте я был подполковником. После меня насильно мобилизовали в Красную армию, но я сумел перейти к вам, к своим.
— Сумел? Сумел в плен попасть? Теперь отслуживай своё предательство. А вы, ребята, согласны сражаться за великую единую неделимую Россию?
Пленные, конечно, отвечали согласием, кто громче, кто быстрее.
— Все согласны?
— Все, ваше превосходительство!
— И ты согласен? — спросил Кутепов, неожиданно остановившись около светловолосого пленного в рваной гимнастёрке.
— Так точно, ваше превосходительство!
— Леонтий Андреевич, подойдите, пожалуйста, сюда, — подозвал генерал Дымникова. — Узнаете? Я ещё там, на Литейном, приказал вам запомнить его фамилию. Узнали?
— Узнал, — вздохнул Дымников, — унтер-офицер Кирпичников.
— Поручик Чижов, — металлом по камню резанул кутеповский голос. — Этого пленного немедленно расстрелять. Здесь.
— Ваше превосходительство, — забормотал Кирпичников, — я же добровольно... За единую неделимую... Искупить вину... Ваше превосходительство...
Смерть уже пристала белой маской к его лицу, волосы прилипли к черепу.
Кутепов отвернулся, не слушая. Поручик Чижов отдавал приказы конвойным, но генерал его перебил:
— Нет, поручик. Сами! Очищайтесь от красных грехов. Наган у вас есть. Можете взять винтовку.
Кирпичников плакал, продолжая бормотать. За ближайшим глухим забором почувствовалось движение — зрители. Чижов, глядя в землю, доставал наган.
— Выведите его из строя, — приказал он солдатам.
Конвоиры выволокли приговорённого на обочину дороги, поставили у кювета.