Мираж
Шрифт:
— Вы, голубчик, Павел Васильевич, занимайтесь устройством, а завтра с утра на службу, — сказал генерал и строго глянул на метрдотеля: — А ты что торчишь передо мной?
Тот что-то забормотал о блюдах к ужину.
— А ботвинью со льдом не разучились при красных? — перебил его генерал. — Обольшевичились? Расстреляю весь персонал. Марш на кухню и подать настоящий петербургский гвардейский ужин. — Посмотрев вслед метрдотелю, добавил: — Великий Диккенс заметил, что такие ноги Производят впечатление незаконченности, пока на них нет кандалов.
— Если пошёл Диккенс, можно переходить к делу. Макаров вызвал Дымникова. Прошлись с ним по гостинице сквозь суету, нашли место потише. Оглядевшись, Макаров сказал:
— Я засек одну глазастую даму. Она везде, она всё видит, она всегда молчит.
Серьёзная дама лет сорока сидела в гардеробе за скромным столиком, скрытым за вешалками, и что-то писала.
— Я адъютант его превосходительства генерала Май-Маевского, — представился Макаров, — мне необходимо немедленно увидеть Степана Вячеславовича.
— Степана Вячеславовича? — попыталась изобразить удивление дама, но из светлых глаз Павла изливалась такая жестокая сила, что дама растерялась, засуетилась. — A-а... Вам нужен пан Стефан, но он у нас редко бывает. Он, наверное, на станции Основа. Я вам дам...
— Вы мне дадите Стефана-Степана, или того, кто его замещает, или мы с капитаном сейчас сами раскроем и разворотим все склады и хранилища, — сказал Макаров, поправил кобуру, расстегнул её, опять застегнул.
— Извините, господа офицеры, я вам всё объясню. Когда в Гранд-отеле нет пана Стефана, его замещает пани Крайская. Я сейчас её найду.
— Ждали минут 20, после чего дама появилась с искренне виноватым и даже испуганным лицом.
— Произошло непонятное, — сказала она. — Когда нет пана Стефана, здесь всегда пани Крайская, а сейчас её нигде нет. Её кабинет открыт и пуст. Никаких следов. Никто не приходил. Никто не видел, когда она ушла. Может быть, час прошёл, может быть, два. Наверное, вышла через чёрный ход.
— Адрес!
— Сумская, 33, 2-й этаж. Это совсем рядом...
Шофёру Макаров приказал «три креста» — домчались мгновенно. От серых камней Харькова исходила жара. Ещё не стемнело. Белые платья, цветы, погоны, вальс «Воспоминания»... В окнах второго этажа темно.
— Неужели сбежала? — нервничал Макаров. — Какая-нибудь красная стерва. Боится ареста. Ну, это пусть. Лишь бы товар остался. Пойдём постучим.
Поднялись по широкой лестнице. Свет не пробивался сквозь щели. Позвонили, постучали. Свет брызнул из-под двери, хрустнул ключ, растворилась дверь, и Марыся упала на шею Леонтию Дымникову.
— Задушишь насмерть — застрелю, — усмехнулся Макаров.
— С ним и смерти не боюсь. Доставай пистоль.
В комнатах Дымников удивился прочному уюту и даже некоторой роскоши — красные не ограбили.
— Она не расскажет — я расскажу, — сказал Макаров. — Обслуживающий персонал секретных складов Реввоенсовета. Люди Троцкого. Встречалась со Львом Давыдовичем? Он же здесь недавно был.
— Ни. Я его боюсь. Стефан с ними занимался.
— Почему сейчас бежала?
— Не знаю. Страшно стало. Как мне быть, не знала. Коханый явился! Леончик мой. Два года тебя не видела, два года не жила на свете. Не знала, что делать, и бежала. Бежала от него, плакала и мечтала, что он прибежит за мной. Миловник мой коханый.
— Я прибежал, Марысенька, и теперь тебя не отпущу.
— Как говорит мой генерал: сначала дело, потом удовольствие. Где Степан?
— Он Стефан. Стефан Вацлавович. Здесь он. Внизу. На первом этаже, — сказала успокаивающе: мол, всё в порядке, можешь нас оставить.
— Сначала дело, — повторил Макаров. — Самое срочное и и ответственное. Выкладывай все документы. Всё наличие. Все адреса — я немедленно ставлю свои караулы. Кто сейчас охраняет?
— Да наши. В корниловской форме.
— Где главный склад товаров?
— На Холодной горе. Близко от станции. Сюда Стефана звать?
— К нему пойдём. Здесь духами сильно пахнет.
Почти сутки Леонтий и Марыся не расставались. Ритмы любви он ощущал не только всем телом, но и чем-то более широким и отзывчивым — наверное, это и называют душой, сердцем, счастьем, — но даже слышал непроизносимые слова, прячущиеся в страстных вздохах, всхлипах, стонах: «Ax-как хорошо ты-это-милый... Ми-лая, с тобой нам-эта-радость. Только не спе-ши так, милый-милый... Я с тобой вместе-только вместе...»
— А я тебя в кино видел, Марыся.
— То не я.
— Ты, Марыся. В Варшаве. Рядом с Пилсудским. Французская кинохроника.
— Ох, эти французы. Прицепились ко мне.
— Пилсудский тебя знает?
— Что ты, Лео? Я простая женщина. Киношники эти заметили меня в толпе и вытащили. Я-то женщина простая, но заметная.
Вскоре Марыся отправилась по своим делам, и Леонтий решил прогуляться,по городу. Улицы и переулки были темны и пусты. Встретилась колонна арестованных, которых вели расстреливать. Вышел на более широкую и чистую улицу. Открылась дверь, и в ночи вспыхнул яркий жёлто-розовый прямоугольник, вместе с ним выпал в темь улицы короткий аккорд скрипки. Дверь закрылась — и снова ночь.
У моста через речонку Лопань какой-то пьяный поручик никак не мог подняться на ноги. Дымников попытался помочь ему. Сзади взревел автомобиль, и ударили безжалостно яркие лучи фар. «Обоих в машину!» — узнал Дымников резкий злой голос Кутепова.
Когда разобрались, Кутепов поздравил Леонтия с возвращением в строй, предложил подвезти. Пьяного решили доставить в комендатуру.
— Поеду переулком, — сказал шофёр. — Здесь ближе.
В машине, кроме генерала, Соболь и Ленченко. Они согласились.