Миргород
Шрифт:
В старых городах мест для прогулок всегда было много. Можно было зайти невзначай в какие-то лабиринты старинных зданий или вдруг оказаться в парке, открывшемся среди кварталов жилых домов, или выйти неожиданно к берегу реки, не облагороженному еще бетонными плитами.
Бывали в жизни Иеро города, где тротуаров просто не было. Там никто не ходил пешком, и на пешехода смотрели с непонятным прищуром: то ли жалели, то ли презирали. В таких городках все и всюду ездили на автомобилях. В магазин, в прачечную, на работу и с работы, в кино и в театр - всюду на машинах.
А здесь, в Райхштадте, и тротуары были везде, и машин на улицах хватало, и закоулков, лабиринтов, горок и набережных...
Проспект
Рынок начался неожиданно. Не было перед входом на его территорию фанерной арки, крашенной зеленой масляной краской - кстати, откуда это воспоминание? Такое ощущение, что совсем недавно еще было - фанерная арка, зеленая жирная краска с потеками, вечный ее запах, въедающийся в одежду, красные буквы по самому верху...
Иеро задумался, приостановившись.
Сразу же к нему подскочили, тряся тряпками, какие-то старухи. Они не шумели, как обычно бывает на южных рынках, не дергали за рукав, не смотрели проникновенно в глаза, объясняя насущную необходимость покупки этой рухляди. Просто обступили и потряхивали каким-то старым заношенным тряпьем. Как будто стоят тут просто так, погулять вышли. Имеют право на прогулку по своему городу. Но он даже не успел отмахнуться или просто помотать головой, что не нужно, не покупатель он. Сами вдруг потеряли интерес и отвернулись, рассматривая красоты старого города. Видно, заметили "провожатых".
Позади, в центре, были совсем новые дома. Затемненное стекло, сталь, блестящая ребрами на солнце, бетон основания. А тут уже были только старые, даже старинные здания. Максимальная высота - три этажа. Красный кирпич, розовый и желтый мягкий камень, рассыпающийся под пальцами, вычурные кованные балкончики, какие-то мансарды под самой крышей с маленькими косыми окошками... И еще - внезапно закончилась зелень. Как будто вода не доходила сюда, или просто не было земли, чтобы укорениться ростку. Ни одного деревца. Сухая толстая виноградная лоза оплетала водопроводную трубу, поднимаясь ко второму этажу, тянулась выше тонкими побегами. Тоже уже сухими.
Иеро снял шляпу, тщательно протер ее изнутри носовым платком, потом утер пот с бритой головы. Все-таки удобно летом без волос. Ветерок сразу остудил и лоб, и затылок. И хотя солнце все равно совсем по-летнему припекало, но с волосами до плеч было бы не в пример жарче.
Шляпу он купил на площади, в небольшом магазине мужской одежды. Высокая тулья, широкие, чуть не в ладонь, поля. Прямо Чикаго тридцатых годов. Кстати, обдумать это, сделал он очередную зарубку в памяти. Есть в этом что-то, какая-то подсказка.
Обернувшись вокруг, как бы просто так, осматриваясь на новом месте, он кинул взгляд назад: парочка "серых" стояла неподалеку, в упор, не скрываясь, рассматривая его и бабок, что стояли с какими-то вещами под стенами домов, разложив их на старых газетах. И тут Иеро понял, что он уже пришел к рынку. То есть, шел, шел к тому значку, что показывал на карте местоположение торговых рядов, и внезапно пришел.
Улица сузилась. Куда-то пропали вечно спешащие и подгоняющие друг друга автомобили. Между домов протянулись веревки, на которых, как и на чугунных старинных решетчатых воротах во дворы, были развешаны предметы одежды и нижнего белья. Под веревками лежали газеты, придавленные с краев кусками кирпича или досками. На
Под одной стеной вытянулся самодельный прилавок из составленных плотно ящиков, накрытых какой-то выцветшей клеенкой. Тут стояли книжники. Книги перед ними были потрепанные, некоторые без обеих обложек. Но рядом толпился народ, рассматривал, торговался. Интеллигентного вида бродяга в ковбойской шляпе на голове и черных тапочках на босу ногу застыл с краю, вчитываясь в текст и неспешно переворачивая страницы.
Вот это - рынок. То место, куда Иеро шел, чтобы затеряться, заблудиться в толпе, послушать дыхание города и его речь. Вот народ. Вот рынок. Осталось сделать последние шаги. Он оглянулся через плечо: "серые" не шли за ним, остановившись в начале квартала. Один из них закурил, посматривая вокруг, другой что-то горячо говорил, тряся поднятым кверху указательным пальцем.
Иеро пожал плечами и шагнул вперед.
Рынок, он же маркетплац, он же маркт, он же плаза и еще сотни и сотни наименований на разных языках был совсем не таким, как представлялось ранее. Не было какой-то центральной площади, заставленной торговыми рядами. Не было крытых помещений и не было высокого забора вокруг, практически не спасающего от воров, но создающего иллюзию некой отделенности, изолированности от остального города.
Просто сначала Иеро шел по городу, между жилыми домами, магазинами, офисными центрами. А теперь он шел по рынку. В рынок был превращен целый городской район. Стояли такие же, только более обветшавшие, дома. В некоторых, похоже, все еще жили - тянулся дымок от печей, слышался запах съестного. На балконах сушилось цветное белье. Во многих домах кирпичом были заложены окна первого этажа. Там, наверное, были склады. В магазины и торговые ряды были превращены дворы, закрывающиеся на ночь на большие тяжелые чугунные ворота с замками в два кулака, сейчас свисающими на черных цепях незапланированными украшениями. Местами жилья уже не оставалось. Сквозь провалившиеся крыши с улицы можно было увидеть небо. В оконных рамах блестели редкие последние клыкастые осколки стекла, выбитого когда-то людьми или природой. Местами руинами стояли только стены со следами старой штукатурки и росписями разноцветными красками. Оттуда тянуло гарью и неповторимым концентрированным запахом грязных постелей. Похоже, жили не только в домах, но и в таких развалинах, вокруг костров.
Шум. Еще тут было очень шумно.
После центральной улицы с приятно шуршащими дорогими авто, и негромких культурных разговоров прохаживающихся горожан, этот шум просто оглушал. Тут кричали друг другу из окон и с балконов, разговаривая через улицу. Продавцы истошно вопили, призывая покупателей. Рычали маленькие трехколесные грузовички, развозившие грузы. Покупатели ругались и торговались, экспрессивно, как в Италии, потрясая руками и приводя все новые и новые доводы в пользу немедленного снижения цены.
Все стояли вперемешку, и возле остро пахнущих кожей обувных рядов вдруг откуда-то несло соленой рыбой, а возле сладостей и разных тортов - подгнившим мясом. Тут же катали свои тележки разносчики еды и напитков.
– Поберегись, поберегись!
– кричали над ухом зазевавшегося покупателя грузчики, гулко хохоча, когда тот шарахался в сторону.
Иеро почувствовал чужую руку в кармане пиджака и демонстративно расставил руки в стороны, слегка поворачиваясь, как в примерочной перед зеркалом, влево и вправо. Мол, копайся, копайся, мальчик, так тебе удобно? Я не мешаю? Захохотали окружающие. Пригнувшись низко, метнулся в сторону неудавшийся воришка. Кто-то подсек его ноги, он рухнул плашмя на груду разномастного мусора, извернулся, как ящерка, и на четвереньках, не поднимаясь, скользнул в узкую темную щель между домами.