Мирт. Истина короля
Шрифт:
Джеймс Блюбелл — убийца и маньяк, он собирается убить всех членов Парламента, а кроме того — не важно, сколько пострадает людей во время взрыва, и работников Парламента, и случайных прохожих. Ему — не важно.
И поэтому его надо остановить.
Джеймс и в самом деле вызвал Ронни к бельведеру, чтобы дать несколько наставлений относительно зарядов для фейерверков и того, как именно надо будет их разложить и подключить.
— Я справлюсь, сэр, —
Снежинки падали на его веснушчатую мордашку и таяли медленно — видимо, дома его семье нечем было топить печь, отчего они жили в холоде. Лучше бы Мирт популяризировал паровые печи… Впрочем, нельзя укорять Габриэля за то, что он, живя в мире внутри своей головы, нечасто обращает внимание на те аспекты жизни, которые не касаются его лично.
— Возьми, — он передал Ронни кошелек, туго набитый монетами. — Передашь родителям.
— За что, сэр? Я еще ничего не сделал.
— Считай, за то, что мы не встречались и что твои родители ничего не слышали, — Джеймс приложил палец к губам. — Подумай, мы собираемся изрядно припугнуть этих чудовищ, пожирающих кровь собственных младенцев и называющих себя парламентерами. Зачем раньше времени давать кому-то об этом знать. К тому же они объявили Право на смерть, словно что-то почуяв — а может, кто-то из старожилов порта оказался столь же наблюдателен, сколь и ты.
— Мои родители за вас, сэр, как и я. Они никогда вас не выдадут.
— И все же… возьми эти деньги. Я не покупаю ваше молчание, я просто хочу быть благодарным. Хорошо?
Ронни помялся, но деньги взял. Дети из бедных семей с ранних лет знают цену любому заработку.
— Отец сказал, чтобы вы пришли к нам на чай. Вы придете? Мы не сможем принять вас как положено, но…
— Ронни, дорогой, — Джеймс закусил губу. — Я очень благодарен за приглашение, передай матушке и батюшке от меня поклон. Но сейчас я не хочу подвергать вас опасности. Ты поможешь мне, а потом я приду к вам на чай и принесу огромную коробку пирожных из кондитерской мадам Верлен. Той, что на площади Триумфа.
Глаза Ронни восторженно распахнулись.
— Спасибо, сэр! Мы будем ждать.
— В таком случае выполни мою просьбу. Завтра на закате встречусь с тобой в порту, покажу, где начинаются подземные ходы.
— Я сделаю все, что вы скажете, сэр, — серьезно кивнул Ронни. — Мерзавцы будут наказаны. Слава королю Блюбеллу!
— Тише, тише! — Джеймс прижал палец к губам. — Не надо никого славить, так только в книгах делают. Наш небольшой бум мы сделаем молча!
— Хорошо. А потом вы появитесь, да? В сиянии огней? — глаза Ронни горели надеждой. — И скажете всем, что вернулись, и наведете порядок?
Глаза Джеймса печально блеснули.
— Да, малыш. В сиянии огней. Ну, беги!
Проводив Ронни взглядом, Джеймс неспешно направился к кебам, среди которых его ожидал старый Уилл. Весь день его не покидало ощущение тревоги и пристального взгляда, но он списал это на то, что весь день будто собирал взгляды на себя, пропитался ими — жадными, алчными, желающими дотянуться до его кошелька.
И Габриэль, как всегда, вселил в его душу смуту.
Не настолько, чтобы отказаться от плана, но настолько,
— В Улей, Уилл, — Джеймс легко вскочил в экипаж. — У меня там есть еще одно дело, а потом наконец этот день закончится.
— В Улье так-то опасно, сэр, может, с вами сходить? — спросил старый Уилл, и Джеймс, подумав, кивнул:
— Пожалуй, ты прав. Я не догадался сменить костюм и выгляжу как чистюля, которого надо немедленно ограбить. Подстрахуешь, пока буду беседовать со старым Вэем.
Цзиянь успел только услышать, что они направляются в Улей, и остался посреди стоянки буквально с носом — судорожно решая, что ему делать. Нанимать кеб до Улья было опасно. Даже сам район вызвал бы вопросы.
Поэтому он, поразмыслив, приблизился к одному из скучающих возниц и спросил:
— Вы не арендуете свою лошадь?
В следующие четверть часа, скача верхом в сторону Улья — нарочно не преследуя кеб и давая ему возможность отдалиться на расстояние, за которым никто не заметит слежки, — Цзиянь опасался, что на этом его удача на сегодня закончилась.
Он деньгах он даже не думал — всего, что он наскреб в карманах, едва хватило, чтобы кебмен счел этого достойным вечерней выручки и выдал лошадь под долговую расписку. Без седла, конечно, с неудобной для всадника уздечкой — Цзиянь сожалел в этот момент, что взрывом ему не оторвало ногу и спину лошади он ощущает отнюдь не металлической частью тела. Зато стало понятно, с какой целью генерал Люй мучил свои войска тренировками на неоседланных лошадях — воистину, всякое случается в мире. О том, что его ограбят в Улье, тоже можно было не волноваться, но ввязаться в драку, привлекающую внимание, он бы не хотел — слишком легко было бы упустить Джеймса из виду.
И Шершень. Хорошо бы не попасться ему на глаза.
Когда Цзиянь подъехал к Улью, Джеймс и его кебмен уже ушли — только одинокий кеб стоял на обочине, и лошадь нервно пряла ушами и перебирала копытами. Цзиянь спешился прыжком и застонал — все тело болело. Лошадь он привязал чуть дальше от места остановки кеба, так, чтобы она не слишком бросалась в глаза. А затем надвинул котелок на лицо и осторожно двинулся в неосвещенные сумерки Улья.
Благо снегопад играл ему на руку — помимо того, что выпавший снег сделал все вокруг светлее, на нем четко отпечатывались следы. Узкие принадлежали оксфордам Джеймса, широкие и чуть скошенные — кебмену.
Цзиянь пошел было следом и вдруг понял, что на обратном пути следы могут быть видны — если прекратится снегопад, например. Поэтому осторожно последовал за ними по обочине.
Джеймс Блюбелл остановился неподалеку от портовых контейнеров и прислонился к стене под фонарем, так, чтобы его было видно. Достал из нагрудного кармана часы, проверил время и снова убрал обратно. Старый Уилл цокнул языком:
— Вы бы здесь поостереглись, сэр. Здесь лихие люди обитают.