Миры Империума
Шрифт:
О том, что происходит, Баярд знал намного больше меня, и он не доверял Ренате, так же как и его боссу. Я жалел, что он не мог слышать рассказ Рузвельта и показать мне ту же историю с другой стороны.
Сейчас я крайне нуждался хоть в какой-то информации о Рузвельте, о Баярде, о том, что вообще творится, и больше всего о том, какое ко всему этому имею отношение я, а также в чем заключается истинный смысл старого куска железа, обладающего магической способностью указывать на другие старые куски железа.
Я подошел к двери и приоткрыл ее. В дальнем конце коридора стоял по стойке «смирно» часовой в белой с золотом форме. Он посмотрел в мою сторону, но я небрежно махнул рукой, и он снова уставился прямо перед собой. Я не был по-настоящему под арестом, но за мной следили. Я начал закрывать дверь, и тут из соседней комнаты раздался дикий вопль, словно резали свинью. Часовой выхватил из блестящей кобуры сверкающее хромом оружие и бросился бежать. В два прыжка оказавшись у двери, откуда донесся крик, я рванул за ручку, затем, отступив назад, пинком распахнул дверь и увидел белого червя размером с пожарный шланг, обвившегося, словно удав, вокруг раздавленного человеческого тела.
Тело принадлежало старику с побагровевшим лицом, белыми волосами, выпученными глазами и вывалившимся языком. В моей руке оказался сломанный меч — я не помнил, когда успел его выхватить. Когда я опустил его на червя, раздался звук, словно от удара топором по седлу. Клинок рассек плоть подобно сыру, и отрубленный конец начал извиваться, разбрызгивая вокруг зловонную жидкость. Рядом с моим ухом раздался выстрел, и от червя отлетел еще один десятифутовый кусок. Выстрел раздался снова, и обрубок подбросило в воздух, в то время как я начал рубить очередную петлю, конец которой слегка покачивался, будто зачарованная змея. Теперь кусков стало уже четыре, а из-за двери ванной выползали новые. Я услышал сухой щелчок пистолета, в котором закончились патроны; часовой выругался и тут же захрипел. Я начал пробиваться к нему, но было уже слишком поздно. Тело его было плотно обмотано сверху донизу, словно мумия, и судя по тому, под каким углом торчала голова, он уже расстался с жизнью. Из коридора слышались крики, топот бегущих ног и выстрелы. Прорубая себе дорогу, я ворвался в ванную. Ванну из зеленого мрамора полностью заполнял выползавший из сточного отверстия червь. Обрубив его конец, я схватил щетку с длинной ручкой и вогнал ее в сток, затем, отбиваясь от извивающихся обрубков, выбрался в коридор. То, что я увидел там, оказалось намного хуже червя. Оно напоминало массу сырого мяса, катившуюся с лестницы и уже заполнившую коридор наполовину. Двое стреляли в нее, но, похоже, ее это нисколько не волновало. Подойдя сбоку, я отрубил кусок, и упругая субстанция попятилась, сочась розовой кровью. Ей не нравилась холодная сталь.
— Берите ножи и мечи! — крикнул я.— Стрелять бесполезно!
Масса заполняла коридор достаточно быстро и уже успела наполовину перекрыть одну из дверей. Она ворвалась внутрь, и я заметил мелькнувшую за дверью женскую фигуру, прежде чем масса полностью закрыла собой вход. До меня донеслось лишь слабое эхо крика девушки. Мне потребовалось несколько хороших ударов, чтобы освободить дверь, но я снова опоздал. Из-под мясистой груды торчали лишь ноги в домашних туфлях, словно у неосторожного механика из-под сорвавшегося с домкрата автомобиля.
Вернувшись в коридор, я увидел Рузвельта в одной рубашке, который, злобно оскалившись, рубил тварь двуручным мечом. Увидев меня, он крикнул:
— Керлон, сюда!
Люди в форме делали все, что могли, своими церемониальными короткими мечами, но именно Рузвельт оттеснял тварь назад. Она образовала нечто вроде кармана, и он вошел внутрь его, в то время как остальная часть твари пыталась обойти его с боков. Я ударил слева, отрубив кусок размером с шотландского пони, и в то же мгновение другой ее край начал сворачиваться, едва не поймав Рузвельта. Он с размаху рубанул по ней мечом, а я несколькими ударами своего клинка пробился к нему и встал рядом, спина к спине. Похоже, он пытался прорубить путь к двери, уже на две трети перекрытой и начавшей прогибаться. Мы освободили дверь, а потом появились еще десятки человек с мечами в руках и начали обрабатывать внешний периметр. Мы стояли по щиколотку в розовой жиже, сочившейся из всех нанесенных нами ран. Я почувствовал запах дыма и увидел двоих пожарных в защитных комбинезонах, которые бежали по лестнице, держа перед собой огнеметы. Тварь отступала перед ними, корчась и обугливаясь. Еще через пару минут все закончилось. Я посмотрел сквозь едкий дым на Рузвельта, потом на стены коридора, забрызганные до потолка кровью. Кругом воняло, как на бойне.
— Очаровательно,— пробормотал я, чувствуя себя вымотанным так, будто только что пробежал милю за четыре минуты.— И что это было?
Рузвельт весело оскалился. Он тяжело дышал, и на лице у него подсыхала кровь, но, как ни удивительно, у него был вид человека, получившего ни с чем не сравнимое удовольствие.
— Неплохо час прошел,— сказал он.— Поздравляю, капитан. Вы превосходно сражались — не многие на такое способны.
Отчего-то мне показалось, что в словах его нет ни капли похвальбы — лишь правда.
— Вы не ответили на мой вопрос, генерал,— напомнил я.
Он посмотрел на отвратительную массу, распростершуюся на голубом восточном ковре.
— Я и сам не знаю,— ответил он.— Худшая атака за последнее время. Периодичность уменьшилась до девяносто одного часа, а интенсивность растет в логарифмической пропорции. Вряд ли эту тварь можно назвать животным в обычном значении этого слова — просто озверевшая масса живого мяса.
— Какого еще мяса? — прорычал я, чувствуя, как при одном взгляде на тварь у меня по коже бегут мурашки.
Он пристально посмотрел на меня.
— Человеческого, мистер Керлон,— ответил он. Я кивнул.
— Я все еще не вполне понимаю, что тут творится, генерал, но если вам приходится сражаться с подобной дрянью, я с вами.
Он улыбнулся и крепко пожал мне руку.
— С вами за моей спиной...
— Рядом с вами,— поправил я. Он кивнул, продолжая улыбаться.
— Значит, рядом со мной. Возможно, мы все же сумеем победить.
В последующие несколько ночей мне почти не удалось нормально вздремнуть. Когда я не занимался с мастером боевых единоборств по имени Линд, я слушал лекции по тактике или спал в гипношлеме, накачивавшем меня сведениями по истории Пустоши.
Кроме меня здесь проходили обучение и другие, в том числе симпатичная девушка восточной внешности с одной из А-линий, где китайцы в девятом веке заселили Америку и сражались с римлянами на Миссисипи в 1776 году. Ее должны были отправить туда, где орда отсталых, живущих при матриархате монголов готовилась обрушиться на феодальную Европу. Похоже, ей предстояло стать воплощением богини Цзю Ки, небесной повелительницы драконов. Был еще рослый чернокожий парень зверского вида — возможно, из-за стальной шпильки в носу,— которого рекрутировали из африканской империи зулусов, чтобы помочь организовать сопротивление жестокому культу, уничтожавшему черных рабов на линии, где греки в дохристианскую эру овладели достаточными научными знаниями, чтобы завоевать весь известный им в ту пору мир. Еще я познакомился с парнем, выглядевшим как классический австралийский бушмен, но на его линии их племя владело всем материком. Он постоянно морщил свой приплюснутый нос из-за чуждых ему запахов, но вел себя как настоящий джентльмен и относился к нам как к равным.
В течение недели я несколько раз пытался увидеться с Баярдом, но Рузвельт всегда отказывал. Как он говорил? «Полковник болен, у него пневмония, как это часто бывает у испытавших на себе нейрооружие. Он сейчас в кислородной камере, и к нему никого не допускают».
Потом наступил день, когда генерал явился в спортзал и в течение получаса наблюдал, как Линд пытается дать мне в ухо, но мне повезло, и вместо этого я дал ему в ухо сам.
— Что ж, вы готовы,— сказал Рузвельт.— В полночь отправляемся.