Миры Клиффорда Саймака. Книга 18
Шрифт:
— Порядок! — взорвался старик. — Вот что у вас на уме — порядок! Не святость, не благочестие…
— Простите, — поморщился Фрост, — вы хотели честного ответа. Я дал вам честный ответ. Поверьте на слово, я многим бы пожертвовал, чтобы иметь вашу веру — слепую, абсолютную, без тени сомнений. Но, пожалуй, я бы и тогда еще сомневался, что довольно одной только веры.
— Вера — все, что есть у человека, — спокойно произнес старец.
— Вы берете веру, — возразил Фрост, — и превращаете ее
— Когда есть знание, — уверенно заявил старик, — тогда вера не нужна. А мы нуждаемся именно в вере.
Вдруг раздался крик «Полиция!», и послышались чьи-то торопливые шаги. Кто-то схватил со стены лампу, задул ее, и комната погрузилась во тьму.
Вскочил на ноги и Фрост. Он было двинулся за всеми, но, столкнувшись с кем-то впотьмах, отступил и внезапно почувствовал, как пол, слабо треснув, стал уходить из-под ног: давно прогнившие доски проломились. Он инстинктивно выбросил руку в поисках опоры и сумел ухватиться за край доски, но та не выдержала веса тела, и он полетел вниз.
Фрост с плеском упал в какую-то смердящую лужу, вонючие брызги окатили лицо. Он поднялся и сел на корточки; что тут где — не разобрать, грязь и темнота будто перемешались между собой.
Фрост взглянул вверх: дыры он не увидел, наверху слышался шум и затихающие голоса.
Наступила тишина, но вскоре пришел черед другим голосам — резким и злым. Хрустели доски — похоже, высаживали дверь, и та поддалась, над его головой загромыхали тяжелые шаги, острые лучи света затанцевали по стенам ямы.
Испугавшись, что кто-нибудь направит фонарь вниз и обнаружит его, Фрост осторожно двинулся вперед по щиколотку в зловонной воде.
Наверху кто-то шумно расхаживал, уходил в какие-то дальние помещения, возвращался. Доносились обрывки фраз.
— Опять улизнули, — произнес один голос. — Предупредил кто-то, не иначе.
— Ну и грязища, — сказал другой. — Впрочем, чего тут ожидать.
И еще один голос — узнав его, Фрост напрягся и еще дальше отступил в темноту.
— Парни, — сказал Маркус Эплтон, — они опять натянули нам нос. Ну ничего, они дождутся.
Ему отвечали, но слов было не разобрать.
— Никуда эти сучьи дети не денутся, — пообещал Эплтон, — Даже если это будет последним, что я успею сделать в своей жизни.
Голоса и шаги стали удаляться и вскоре стихли. Тишину нарушали только капли воды, падающие в лужу.
Какой-то туннель, подумал он. Или затопленный фундамент.
Надо выбираться, но в потемках это не так-то просто. Выбора нет — надо попасть обратно наверх.
Он поднял руки и нащупал балку. Встал на цыпочки и сумел дотянуться до пола. На ощупь исследовав доски, он обнаружил край дыры. Теперь надо подпрыгнуть, ухватиться за что-нибудь и, надеясь,
Фрост постоял, собираясь с духом, и тут услышал писк и какую-то беготню — сквозь темноту к нему скользили невидимые тела, злобный и пронзительный писк озверевших от голода животных нарастал.
Кожа покрылась мурашками, волосы, казалось, встали дыбом.
Крысы! Его окружали крысы!
Страх придал силы, он прыгнул, уцепился, рывком подтянулся и очутился на полу.
Писк собравшихся внизу крыс перешел в общий вой.
Фрост лежал на полу, пока не унялась дрожь, затем поднялся на четвереньки, осторожно отполз в угол комнаты и замер там, оцепенев от ужаса.
Глава 21
Годфри Картрайт откинулся в мягком кресле и сцепил пальцы на затылке. Такую позу он принимал всякий раз, когда предстояло обсуждать серьезное дело, а ему хотелось казаться небрежным и не слишком заинтересованным.
— Странное дельце получается, — произнес он. — Ни один издатель в жизни не предлагал таких денег. Даже это надутое ничтожество Фрост не отказался бы от них, будь он уверен, что проскочит. Но Фрост канул, и Гиббонса тоже никто не сыщет. Похоже, не обошлось без Эплтона или кого-то вроде него. Немногие в Нетленном Центре знают, что цензура все еще существует. Но если разнюхал Эплтон, то дело дрянь — с ним шутки в сторону.
— То есть вы хотите сказать, что не будете издавать мою книгу? — уныло осведомился Гарри Гастингс.
— Господь с вами, — Картрайт взглянул на него с изумлением. — Да мы никогда и не говорили, что будем.
Гастингс сгорбился в кресле. Тут он ничего не мог поделать.
У него была круглая, лысая голова, смахивающая на бильярдный шар. Он носил очки с толстыми стеклами, глаза его косили. Бильярдный шар все время старался вылезти вперед, будто желал скатиться с плеч, и это, вкупе с косоглазием, придавало ему вид человека под хмельком, который лезет из кожи вон, стараясь выглядеть трезвым.
— Но вы сказали…
— Я сказал, — Картрайт придал голосу твердости, — что, на мой взгляд, ваша книга разошлась бы. Я сказал, что, если ее издать, мы загребли бы кучу денег. Но я говорил, что сначала должен быть уверен, что мы протащим ее в печать. Я вовсе не хочу, чтобы Фрост пронюхал о ней в последний момент, когда мы уже угрохаем кучу денег. Вот когда книга уйдет в магазины — тогда уж Фросту ничего не сделать: поднимается скандал, а шум — единственное, чего Нетленный Центр не переносит.