Миры неведомые
Шрифт:
– Значит, в организме у него что-то происходит. Но что именно, я не знаю.
Как известно, белые кровяные тельца, или лейкоциты, защищают организм от вредных микробов. Едва враги проникают внутрь живого существа, как происходит своего рода мобилизация. Многомиллионные армии лейкоцитов бросаются в атаку. От жара горячих битв с проникшим в кровь неприятелем и повышается во время болезни температура тела.
Анализ крови ясно показывал Наташе, что в организме больного имеется какой-то скрытый яд. Только этим и можно было объяснить
Она решила посоветоваться с Виктором Петровичем. Академик беседовал в своей каюте с Сандомирским. Наташа рассказала про больного. Сандомирский не придал ее словам большого значения.
– Ничего, отлежится… - сказал он небрежно.
– Человек упитанный и здоровый.
Но академик был другого мнения.
– Нет, это что-то серьезное. Но что?… - Он развел руками: - Во всяком случае, Наталья Васильевна, надо тщательно наблюдать за больным. Может быть, это влияние здешнего климата? Нужно быть готовым, что и другие могут захворать. Всё записывайте. Это очень важно!
За ночь Михаилу Андреевичу стало много хуже. Он плохо спал, несмотря на снотворное, метался в постели и даже бредил. В эту ночь Наташа дежурила у постели больного и с удивлением прислушивалась к бессвязным фразам.
Профессор выкрикивал отдельные и непонятные слова:
– Жарко! Очень жарко! Нельзя дотронуться… Наташа попробовала дать ему освежающее питье. Шаповалов отталкивал кружку:
– Не надо! Вода горячая! Все горячее! Ядовито! Он произносил и другие, но уже совершенно бессвязные слова, рвал на себе пижамную куртку.
К утру температура спала, но больного стал трясти мучительный кашель. Михаил Андреевич просто задыхался от его приступов. Это был сухой и ничем не объяснимый кашель. После ночного бреда профессор пришел в себя, но его трудно было узнать. Некогда круглое и постоянно улыбающееся лицо астронома осунулось и стало серьезным. Глаза приняли страдальческое выражение. Два раза после особенно сильных приступов кашля он обнаруживал кровь на платке. Наташа не могла скрыть этого от больного, и он с изумлением смотрел на красное пятно.
Горькая улыбка появилась на лице астронома.
– Кровь!
– сказал он.
– Ничего, это от напряжения, - пыталась успокоить его Наташа.
– Нет, это конец… - Потом прибавил: - Какая тоска!…
– Пройдет, пройдет, - говорила Наташа, едва сдерживая слезы и проклиная свое бессилие.
Вскоре зашел Виктор Петрович и попытался ободрить профессора разговором на научные темы. Больной безучастно смотрел прямо перед собой и ничего не отвечал.
Кашель показал, что процесс происходит в легких. Шаповалову стали давать биомицин.
В тот день дежурил Сандомирский. Хорошо зная Михаила Андреевича, он постарался и приготовил обед повкуснее. Сварил суп из рыбных консервов, поджарил блинчики с мясом, которые очень любил астроном, а на закуску подал салат из крабов. Больному налили стакан белого
Каково же было огорчение Сандомирского, когда больной даже не притронулся к этим вкусным вещам.
– Не хочется, - сказал он тихим голосом.
– Очень вкусно, но мне не хочется.
Он выпил только глоток вина.
В салоне шли невеселые разговоры.
Ночной мрак еще не вполне рассеялся, и за окнами виднелась темно-синяя мгла рассвета. Вдруг на небе вспыхнули огни полярного сияния. Профессор приподнялся на локтях, чтобы лучше видеть поразительное явление, но со стоном опустился на постель.
– Вам плохо, Михаил Андреевич?
– спросила, склоняясь к нему, Наташа.
– Не знаю… Голова болит… И глаза режет. Света выносить не могу…
Наташа прикрыла настольную лампочку листом темной бумаги.
Пришел Виктор Петрович и спросил:
– Температуру мерили?
Наташа посмотрела на градусник: 38,8…
– Михаил Андреевич, покажите-ка ваш язычок!
– попросил академик.
Язык у астронома был покрыт странным бурым налетом. Академик нахмурился.
– Скорее сделайте анализ крови!
– тихо сказал он,
Наташу не нужно было просить дважды. Быстро и ловко она проделала процедуру, улыбнулась больному, попутно поправила одеяло и подушку.
Михаил Андреевич лежал с закрытыми глазами и молчал.
Виктор Петрович и Наташа прошли в лабораторию и там вместе произвели анализ. Склонившись над микроскопом, молодая женщина торопливо делала подсчеты. Когда все было закончено и результаты анализа лежали в виде лейкоцитарной формулы, академик просмотрел ее и помрачнел.
– Белокровие!
– сказала Наташа.
– Типичный лейкоз!
Если раньше количество белых шариков было значительно больше нормы, так как организм призывал на помощь все свои оборонительные силы, то сейчас в кубическом миллиметре крови едва насчитывалась тысяча лейкоцитов. Изменился и самый их состав. Преобладали формы, свидетельствующие о разрушении, о катастрофическом ухудшении состава крови. Число красных кровяных телец также было значительно ниже нормы.
– Сейчас же надо сделать переливание крови, - сказал академик.
– Какая у него группа?
– Вторая.
– Очень хорошо! Моя кровь подходит. Берите скорее и пойдемте к нему…
Наташа стала кипятить шприц. Лейкоцитарная формула ясно говорила, что в организме Михаила Андреевича происходят чрезвычайно опасные явления. Кроветворные органы были, очевидно, парализованы, а резервы организма истощились. Помочь могла только кровь другого человека. Надо было действовать быстро, и Виктор Петрович, ни минуты не раздумывая, предложил себя в качестве донора. Академик засучил рукав рубашки. Наташа проворно взяла у него 300 кубических сантиметров алой животворной крови. Едва место укола было прикрыто кусочком ваты, Виктор Петрович поспешил к больному. Академик сам руководил операцией.