Миры Осма. Безмятежность теней
Шрифт:
Мысль о том, что лето совсем рядом, слегка успокаивала, а печалиться о новой зиме было рано. И всё же рванная одежда и отсутствие обуви могли помешать его городской жизни. Он всё ещё снимал койку в настоящем доме с крышей над головой, но недалёк был тот час, когда ему и на это не будет монеты. Его мигом сочтут за потерянного, которых немало скиталось у городской стены, а хозяйка без сожаления вышвырнет нищеброда на улицу. Тогда останется лишь два пути — один хуже другого. Либо, сдавшись, уйти всё же в лагерь потерянных за городской стеной и жить среди лохмотьев и грязи. Стать частью этих богами забытых созданий, которым уже и на рыночную площадь не попасть, а лишь попрошайничать кусок хлеба у стены, да продаваться на потеху. Либо вернуться к родным в селение и продолжить
К печали, ещё с ночи, добавились приступы тошноты. Вчера съел на ужин лишь краюху чёрствого хлеба с куском подозрительного мяса и теперь очень жалел об этом. Можно было конечно поголодать, не впервой, но и тогда какой бы из него был работник. О таких дешёвых кусках ходили всякие слухи: приготовлены из испорченного мяса или привезены далёким торговцем, неизвестно с каких земель, без доверия. Нормальные люди, да и он сам ещё недавно, даже не смотрели в сторону такой еды. Это было ещё одним знаком, что он опускался всё ниже. К утру закрутило живот, а сейчас ещё и подташнивало.
Площадь совсем рядом. Внезапный приступ рвоты заставил работягу повиснуть на ограде довольно богатого дома. Выдав наконец всё содержимое желудка земле за оградой, он задержался, чтобы отдышаться. Голова прояснилась, больше не тошнило, но живот всё ещё побаливал. На его случайное счастье даже слуги спали и некому было отомстить за такое неуважение к собственности богачей. Он продолжил свой путь к площади, медленно и обречённо. Об этом ли он мечтал, сбежав прошлой весной от унылой, сельской жизни, в поисках перемен к лучшему?! В кошеле всего пара грошей и, если не заработать сегодня, ему не за что будет поесть уже завтра. Вернуться домой — значит признать поражение, уйти за стену — значит почти что умереть. Энергия и задор, сменившись апатией и злобой, давно испарились. Даже физически, из-за недоедания и печали, он стал почти вдвое меньше себя прежнего. Черты лица заострились, плечи опущены, в глазах отчаяние. Лишь крохотный огонёк надежды, скорее благодаря несгибаемой силе характера, а возможно тому самому упрямству, всё ещё теплился в его молодом, непокорном сознании.
Здоровяк Вили
Здоровяк Вили
Риц. Агрия . День первый
Каждое утро на площади, у самой городской ратуши, ещё до её открытия, шла бойкая торговля рабочими руками. Немало таких же как он оборванцев уже стояли здесь в ожидании предложений. Постепенно, и только с нескольких южных улочек, к ним присоединялись остальные. Кареглазый юноша, надеясь на лучшее, привычно влился в депрессивную толпу работяг.
— Аск! — окликнул его кто-то из них.
Он повернулся на голос и увидел своего давнего знакомца Вили. Познакомились они ещё прошлым летом, подрабатывая у одного местного торговца. Помогали мастеру, строившему тому домик для гостей. Разговорились, а после работы пропустили по кружке эля. Затем частенько встречались в таверне и нередко на подработках. Какое-то время даже жили под одной крышей, но менее удачливому Аску пришлось переселиться в комнатушку подешевле. После того случая с дракой и спасением стали почти что друзьями. Во всяком случае так считал селянин, ведь друзей у Вили не было. Вернее, его знал весь город, а он сам всех в Рице, но при всём при этом старался держаться особняком. Были они примерно одного возраста, молоды и полны амбиций.
— Вили, где ж ты пропадал так долго? Мы с ребятами решили ты нашёл себе постоянное место и возгордился, или вовсе покинул проклятый город, — широко улыбаясь, вопреки всем своим печалям, откликнулся упрямец.
Аск был искренне рад встретить этого весёлого, способного шутить даже с пустым брюхом здоровяка. Его так и прозвали Здоровяк Вили. Больше из-за жизнерадостности, чем внушительной комплекции. Несмотря на такую же скудную жизнь, выглядел тот получше многих. Самое интересное, что во особо не худел. «Секрет какой-то не иначе», — шутили остальные работяги.
— Не, дружище, этот город видно сожрёт нас всех и не отпустит ни за что! — прогремел в своей обычной весёлой манере здоровяк.
После того по площади разнёсся его характерный громкий хохот и даже тусклые лица стоящих рядом оборванцев, пусть и на мгновенье, осветились непринуждёнными улыбками. При этом он, как обычно, запрокинул голову назад, держась за свой изрядно потрёпанный ремень. Ремень этот, как утверждал сам Здоровяк, был дорог ему как память о погибшем отце. Впрочем, таковым являлся и нож, висевший справа на ремне, в добротном, кожаном чехле, с едва проступающим, до нельзя затёртым изображением какого-то родового герба на рукояти. На все вопросы по поводу своего происхождения Вили неизменно отшучивался. До сих пор любопытствующим работягам мало что удалось узнать о его прошлом. Странно, но не позволял Здоровяк знать о себе сверх положенного.
— Поздно вечером, когда ты где-то пропадал, в таверну заглянул торговец Морт. Да, да, тот, которому недавно мы помогали с покупкой эля! Не забуду эти тяжеленные бочонки! Опустошать их было бы намного приятнее… Ха-ха-ха!
Аск сам был не малого роста, да и в плечах не узок, но Вили, стоя напротив него, нависал как гора. Периодически эта «гора» тряслась от хохота и размахивала ручищами, оживляя серость и тоскливость окружавшей их толпы.
— Так вот, предложил он мне прогуляться из нашего славного городка в Эшт, — отсмеявшись вволю над собственной шуткой, продолжал свой рассказ Вили. — Там он продал весь свой эль и закупил обратно товаров своему брату. На всё ушло немного больше времени, чем он обещал. Всё из-за упрямых ослов. На полпути стали и напрочь отказались тащить повозку дальше, хоть в руках неси. Ха-ха-ха! В руках неси! Ха-ха-ха! В общем… Ха-ха! День провели в поле, дежурили всю ночь, по очереди. Боги нас миловали, разбойники не рыскали в тех местах. Вернулись вчера вечером. Я так устал, что сразу повалился спать.
Здание городской ратуши стояло в центре площади, а со всех сторон его окружали торговые лавки. На саму площадь, уже в такую рань, в ярмарочный день набивалось немало сельчан, желающих продать овощи, фрукты, зерно, мясо и много чего ещё. Компанию им составляли бродячие музыканты и актёры, веселящие толпу за брошенные в них монеты. В день суда, с рассветом здесь полно желающих поглазеть на казнь, и палач становится самой популярной персоной после смертников. День был не ярмарочный и не судный, а потому площадь, не считая нескольких десятков работяг, оставалась пуста. Позже сюда потянутся слуги за покупками для своих хозяев и праздные горожане за новостями. Чем теплее будут дни, тем больше соберётся здесь народу. Но так рано в обычный день даже постоянные торговцы не спешили открывать свои лавки, и Вили сосредоточил всё внимание на своей весёлой персоне. Общаясь с Аском, обращался ко всем, постоянно шутил и явно наслаждался собственным представлением.
Наконец на площадь стали подходить первые наниматели, а работяги обступили большой помост. С него обычно выступали чиновники, объявлялись новости вестником или приговор преступникам. Здесь же было место казней и кровавые, и не только, разводы на деревянном настиле напоминали горожанам о тех «забавах». В столь ранний час на помост по очереди поднимались горожане, желающие нанять себе временных работников. Вили с Аском прервали беседу, дабы сосредоточиться на работодателях. Точнее Здоровяк вынужден был заткнуться, чтобы не упустить подработку. Нуждающиеся в помощниках рицане выкрикивали кто им нужен, какова оплата и работа. Согласные поднимали правую руку вверх, а наниматель с высоты помоста выбирал тех, кто ему подходит. Зимой, да и ранней весной, подработок было немного и часто на любое предложение над толпой взмывал всеобщий строй согласных рук. И тут уж на кого укажет хозяин, ведь выбор у него большой.