Миры Осма. Безмятежность теней
Шрифт:
— И третьим, и последним на сегодня, будет казнён вор Васп! Этот злодей хоть и не убил никого, но похуже того же Хлора! Он много раз избегал поимки, хотя о его многочисленных кражах было давно известно законникам. И вот неуловимый вор попался! Как символ неотвратимости правосудия злодей будет повешен! Смотрите, наслаждайтесь и помните о законе! — объявил о последней на сегодня казни явно заскучавший в роли оратора советник.
Сам он был абсолютно равнодушен к казням, восторгам горожан, и даже к правосудию. Выйдя сюда покрасоваться, был разочарован собственными чувствами. Советнику казалось, что даже этому обречённому на казнь преступнику нет никакого дела до его сиятельной персоны, и это печалило. Его желание стать магистром города становилось всё сильнее.
Красивые, цвета василькового поля, глаза вора спокойно
Толпа вновь стихла, ожидая очередной забавы над висельником. Они ненавидели его за то, что был другим, за то, что не желал жить по правилам, и особенно за то, что смел вообще жить вне их такого знакомого и, как им самим казалось, правильного мира. Спокойствие осуждённого особенно раздражало.
По сигналу советника палач сильным ударом выбил высокую подставку из-под ног вора. Петля резко затянулась. Руки злодея, будто бы он мог ослабить сдавившую шею петлю, инстинктивно схватились за верёвку. Внезапно приближение смерти не понравилось Васпу, и он предпринял последнюю попытку спастись. А потому довольно долго дёргался на потеху ревущей от удовольствия толпе. Танец смерти, исполняемый висельником, ожидаемо позабавил зрителей. Но вот руки присоединились к безвольно покачивающемуся в петле телу, синие глаза стали огромными, а язык полез наружу, выталкивая стекавшую по бороде слюну.
— Правосудие свершилось! — пафосно подытожил Недомерок.
С этими словами советник Флер да Ламут, неспешно, с неизменно заносчивым видом, покинул помост. Горожане продолжали веселиться, кривлялись и проклинали злодеев. А вора уже накрыла тьма. Он осознал, что шагнул на тёмную сторону. Боль от удушья, тщетное желание спастись и даже последние мысли о смерти — всё это растворилось в мрачной пустоте.
Глава первая. Работяга Аск
Глава первая
Работяга Аск
Риц. Агрия . День первый
В южной части небольшого, окружённого садами и полями городка, пропели первые петухи. На узких улочках начали появляться усталые, плохо одетые люди. Он был одним из них.
Выйдя за двери, темноволосый юноша потянулся и привычным взглядом окинул небо. Ни облачка. Занималась заря. Воздух был по-утреннему свеж. На улицах, обнажая идеально подогнанные, всех цветов и размеров камни мостовой, таял снег.
Он не мог предвидеть, что этот первый, так похожий на множество других дней в его неприметной жизни, весенний день станет совершенно особенным. Его ждала точка невозврата, а он, погружённый в свои невесёлые мысли, беспечно шагал по едва проснувшимся улицам города. Только такие же работяги, как он сам, уныло брели рядом. Они выходили до первых лучей солнца, чтобы успеть на рыночную площадь. Спешили к ратуше, надеясь первыми встретить мастеров, торговцев, слуг, и вообще всех, пришедших нанять себе временного помощника. Если бы такое было возможно, они бы ещё ночью приходили туда, в надежде на гарантированную подработку. Те, кто имел постоянное место работы или службы, ещё спали спокойным сном, а этим беднякам, к которым принадлежал и он сам, не спалось. Их терзало беспокойство и неопределённость, а многих голод и страх.
Прошлой весной юноша в латаной накидке и рванных башмаках пришёл сюда с братом и друзьями в поисках лучшей жизни. Им, видевшим город лишь со стороны ярмарок и лавочников, представлялось простым делом разбогатеть и стать одним из тех красиво одетых щёголей, что разгуливали на площади с полными монет кошелями. Те беззаботно улыбались, мило беседовали и покупали себе всё, что им понравится. Да, порой они замечали и тех, кто, например, таскал камни, перекладывая мостовую, или тех, кто замешивал раствор для ремонта городской стены, и конечно же тех, кто подыхал в лохмотьях за стенами города. Эти улыбались редко, а на их осунувшихся лицах лежала печать тяжёлого труда, забот и лишений. Для них даже кружка отвратного, дешёвого пойла, по хитрости тавернщика именуемого вином или элем, могла стать поводом для радости. Однако для сельских романтиков эти работяги, а тем более потерянные, являлись просто неудачниками, — теми, кто не сумел или не захотел жить красиво. Сами они были полны энтузиазма, хотели и верили, что сумеют. Иллюзии развеялись довольно быстро. Монет, полученных за различную работу, а работали они много, хватало на малое. Брат с друзьями, не выдержав крушения надежд и испытаний городской беднотой, вернулись к привычной сельской жизни. Но не он, только не он. Сила воли у этого крепыша граничила с непомерным, глупым упрямством, и он остался. С самого детства все поняли, что такого себе на уме мальчишку, когда он вбил себе чего в голову, переломить невозможно. Не даром его здесь поначалу издевательски прозвали Ослом. Агрийский осёл, если заупрямится, никакой плетью или палкой не сдвинешь с места. Именно поэтому многие торговцы предпочитали волов. Те хоть медлительнее, дороже, но намного надёжнее. Вообще многим нищебродам здесь давали обидные прозвища. Это отражало степень неуважения к их персонам. Осёл было достаточно терпимым из всех. Тем более, что он и сам порой осознавал, что в своём настойчивом, глупом стремлении разбогатеть, сильно походил на это упрямое животное.
Медленно, но верно, сельский романтик превратился в обычного городского нищеброда. Этой зимой стал вспыльчивым, угрюмым и даже озлобленным. Однажды в таверне, не стерпев очередного тупого оскорбления, бесстрашно набросился на работягу, с виду превосходившего его и по силе, и по размеру кулаков. В другой раз на него напали сразу трое, решив, что он, выставив тех неумехами, перебил у них подработку. И хотя они таковыми и были, пришлось доказывать это в драке. И победил, несмотря на то, что был один против троих. С тех пор такие же оборванцы, как он сам, его даже слегка зауважали. Многие перестали звать Ослом, шутя, что стал не иначе как Быком. Наверное, за то, что пёр теперь всегда напролом, невзирая на опасность и последствия. Враги же продолжали презрительно, но уже часто лишь за глаза, называть его тем же Ослом. Они не знали, ни те, ни другие, что никто иной как весельчак Вили помог ему одолеть тех троих. Он по сути спас его тогда от неминуемого и позорного поражения, а то и от участи калеки, и стал почти что другом селянина. Хотя бывали и печальные дни. Как тот, когда его подкараулили в тёмном переулке слуги одного зарвавшегося богача, перед которым он отказался извиниться за свой неряшливый вид, и довольно сильно побили палками.
Упрямец уже не верил, что честным трудом здесь можно разбогатеть и просто жил по инерции, не видя способа изменить настоящее. Неисчислимые попытки выиграть в кости провалились, а для того, чтобы иметь постоянную и высокооплачиваемую службу, к примеру наёмника, или стражника, нужно было сначала стать воином. Для этого следовало иметь полное снаряжение и оружие и обладать навыками хоть стрелка, хоть мечника. То есть, чтобы слегка разбогатеть нужны были монеты. Замкнутый круг. Хотя, неплохим вариантом было пойти подмастерьем к одному из городских мастеров. Например, к мастеру-оружейнику, а через несколько лет получить постоянное место. И это он испробовал, и бросил, не выдержав рутины и слишком долгого ожидания. Но скорее не сумел угодить требовательному мастеру, был изгнан, а для себя выдумал благовидное оправдание. Вот где бы пригодилось врождённое упрямство бедняку! Однако он применял его избирательно, не пристёгивал к дисциплине и терпению. Стать подмастерьем через несколько лет — не то, о чём мечтал упрямец.
В общем, по всем вышеперечисленным причинам, пути к достатку были для него недоступны, либо не подходили вовсе. Одежда за год тяжёлой, грязной работы поизносилась, но он всё ещё старательно латал дыры и не давал ей превратиться в лохмотья. Обувь же и вовсе рассыпалась, так что и ремонт не поможет. Со дня на день башмаки придётся выбросить. Ему не привыкать ходить босиком, в его родном селении пока тепло так и ходят. Здесь это не принято, а к бедолагам в обмотках отношение не лучше, чем к потерянным. Кроме того, в городе, по мостовой, да и на стройках, ноги будут часто раниться.