Миры под лезвием секиры
Шрифт:
— Ну дело ваше… Попробуйте…
Затем он обернулся к продолжающим возмущенно галдеть горцам и что-то сказал на их отрывистом, тявкающем языке. Те неохотно отступили и расселись на корточках — кто под стенами ущелья, кто прямо на дороге.
— Барахло какое-нибудь есть для подарков? — поинтересовался одноглазый.
— А то как же! И не только барахло.
— Валите прямо на землю. Они после сами все поделят.
Смыков швырнул на обочину пару горстей серебра, выставил кувшин вина похуже сортом, а уж потом, очень гордясь собой, запустил руку
— Жрите на здоровье, братцы. Любимое ваше блюдо.
Шутка, надо сказать, не удалась.
Вся шайка дружно взвыла и, как по команде, вскочила на ноги. Горец, получивший рыбьим хвостом по физиономии, едва не проткнул Смыкова пикой, и того спасло лишь собственное проворство и та самая рыбина, использованная теперь вместо щита.
Одноглазый вскочил на подножку драндулета и страдальчески заорал:
— Гони назад на всю катушку!
Смыкова втащили в машину уже на ходу. Вслед им летели дротики, ножи, пики и даже камни, но драндулет успел нырнуть во мглу ущелья. Цыпф заметил, что горцы, шустрые и настырные, как сперматозоиды, бросились в погоню, и с ненавистью подумал о козах, закупоривших узкое «дефиле». Услужливое воображение тут же нарисовало ему картину кровавой схватки в самом центре блеющего, обезумевшего от страха стада. Неужели им суждено умереть в этой мрачной щели, на камнях, загаженных козьим пометом?
К счастью, козлы и козы уже одолели перевал и сейчас, белыми пушинками рассеявшись по кручам, уничтожали все виды растительности подряд.
На выезде из ущелья Толгай развернулся и глубокомысленно заметил:
— Козел такой дурной — понятно. Человек такой дурной — непонятно.
— В общем, так, — сказал одноглазый, спрыгнув на землю. — Дали вы, конечно, копоти… Я этих головорезов постараюсь угомонить, но чтобы вашего духа здесь и в помине не было… И так все наперекос идет, а тут еще вас нелегкая принесла…
— Что мы, интересно, такого плохого сделали? — возмутился Смыков. — Нет, вы скажите — что? Привет Сквоталу Лютому передали. Деньгами людей одарили, вином, рыбой деликатесной.
— Так вы, значит, еще и Сквотала припомнили? — понимающе кивнул одноглазый. — А клану Орла, случайно, не пожелали удачи на войне и охоте?
— Конечно, пожелали, — подтвердил Смыков. — Уж это как водится. Я местный этикет хорошо знаю.
— Этикет вы, может, и знаете… А того, что вашему Сквоталу еще три дня назад рыбку заделали, узнать не удосужились?
— Какую рыбку? — удивился Смыков.
— Самую обыкновенную, — одноглазый сплюнул в сторону. — А говорили, этикет знаете… Клан Орла из пленников птичек делает, а клан Форели — рыбок. Засовывают тебе в задний проход специальный крюк и вытаскивают весь кишечник наружу. Можете мне не верить, но некоторое сходство с рыбьим хвостом имеется.
— Вы хотите сказать… что перевалом сейчас владеет не клан Орла, а клан Форели? — дошло наконец до Смыкова.
— А вы не поняли сразу?
Зяблик не преминул поддеть Смыкова:
— Мы с Левкой козу с собакой спутали, да и то в темноте, а ты рыбу за птицу принял. Это уж, научно говоря, маразм.
Раздосадованный Смыков на это замечание никак не отреагировал, а продолжал наседать на одноглазого:
— Хорошо. А как нам теперь быть?
— Езжайте туда, откуда приехали, да побыстрее.
— А договориться с этими дикарями никак нельзя?
— Как вы, чудаки, с ними договоритесь после такого. Это же смертельное оскорбление… И не думайте даже… На части разорвут…
— Разжиться бы десятком гранат, — мечтательно произнес Зяблик. — Тогда прорвались бы.
— Вы мне такие намеки не делайте, — нахмурился одноглазый. — Я лицо нейтральное… По статусу… Мне здесь еще жить да жить… Я вам даже спичку не дам…
— А если переждать? — не отставал от него Смыков. — Вдруг все само собой уладится?
— Тут и через сто лет ничего не уладится. Не такой народ… А вот хозяин у перевала поменяться может. Ходит слух, что клан Змеи на него зарится. Вот с этими и договаривайтесь. Они и рыбу, и птицу лопают.
— А из пленников змею делают? — догадалась Верка.
— Запросто. Руки-ноги долой, вот и змея.
— Скоро этот переворот намечается? — поинтересовался Смыков.
— Дней через двадцать, не раньше…
— Нет, это нам не подходит! — заявил Смыков таким тоном, словно торговался на рынке.
— Как хотите, — одноглазый пожал плечами. — Помочь вам не имею возможности… Если только советом…
— Совет задаром?
— За пару рыбок.
— Ну?
— Говорят, в те края, куда вы нацелились, через Хохму пробраться можно.
— На машине? — подозрительно прищурился Смыков.
— Зачем на машине… На местной тягловой силе… Машину бросить придется… А другого пути все равно нет… Или ждите, когда здесь Змея верх возьмет. Их вояки спиралями разрисованы, не спутайте.
— Через Хохму… — задумчиво повторил Смыков. — Это как раньше говорили — из Ростова в Одессу через Северный полюс.
— Ладно, пора прощаться, — заторопился одноглазый. — Не надо, чтобы нас лишний раз вместе видели.
Действительно, из глубины ущелья уже доносилось улюлюканье приближающихся горцев.
— Как я посмотрю, братец вы мой, несладко вам здесь живется.
— Ничего, привык… — ответил одноглазый сдержанно.
— За себя не опасаетесь?
— Нет, меня не тронут. Я им всем почти родня.
— Каким же образом?
— Двенадцать жен имею, — скромно признался одноглазый. — Из каждого клана по штуке… Вот и выходит… одни свояки кругом…
Дорогу из Трехградья в Хохму не знал ни Смыков ни Зяблик. Пришлось полагаться на очень приблизительную карту, нарисованную Цыпфом по памяти, да на подсказки редких путников.