Миры Пола Андерсона. Том 19

Андерсон Пол Уильям

Тольтеке вспомнились те длинные лунные ночи, когда ее не было дома. Сколько их было! Он сказал:

— Мне казалось, Ворон не в твоем вкусе, — и про себя отметил, как резко прозвучал его голос.

— Я его не понимаю, — прошептала она. — Хотя нет, в неко­тором смысле понимаю. Так же, как я смогла бы понять бурю.

И она пошла назад, к лагерю. Тольтека поневоле двинулся сле­дом. Он с ожесточением произнес:

— Мне казалось, ты менее, чем кто-либо на свете, способна поддаться на такой душевный

блеск. Воин! Наследственный аристо­крат!

— Этого я в нем не понимаю, — сказала она, по-прежнему не решаясь посмотреть ему в лицо. — Убивать людей или заставлять их выполнять твои приказы, как будто это машины... Но на самом деле он не такой. Правда, не такой.

Некоторое время они шли в молчании, которое нарушали только топот ботинок и шорох сандалий. Наконец она пробор­мотала:

— Он постоянно живет среди Ночных Ликов. При одной только мысли об этом меня охватывает немыслимый ужас, а он — он мо­жет это терпеть.

«Ему это нравится», — хотелось проворчать Тольтеке. Но он вспомнил, что уже наговорил о Вороне много плохого за глаза, и сдержался.

5

Вернувшись, они обнаружили, что большая часть экспедиции, надев темные наглазники для защиты от слепящего дневного света, спит. Часовой отсалютовал им, подняв вверх стрелу. Эльфави по­шла на край лагеря, где расстелили спальные мешки трое лохлан- цев. Коре похрапывал, не выпуская из рук винтовку; Вильденвей казался таким юным и беззащитным, что его хвастовству о крова­вых битвах, которое Тольтека слышал на корабле, верилось с трудом. Ворон бодрствовал. Сидя на пятках, он хмуро перебирал ворох фотографий.

При виде Эльфави на его лице появилась улыбка; даже Тольтеке показалось, что он искренне рад ей.

— Какая удача! — воскликнул он. — Присаживайся! У меня как раз чай на углях вскипел.

— Нет, спасибо. Мне нравится эта штука, которую ты называ­ешь чаем, но он не даст мне заснуть. — Опустив глаза, Эльфави стояла перед Вороном в нерешительности, в опущенной вниз руке покачивался венок. — Я только...

— Никогда не становись между человеком из этноса Дубовой Рощи и его чашкой чая, — сказал Ворон. — Приветствую вас, гос­подин инженер.

Эльфави так и вспыхнула.

— Я только хотела тебя на минутку увидеть, — пробормотала она.

— А я тебя. Кто-то говорил, что этот район когда-то был насе­лен, а недалеко отсюда на гребне холма я заметил следы жилья. Поэтому я прогулялся туда с фотоаппаратом. — Ворон выпрямился и разложил веером свои самопроявляющиеся пленки. — Когда-то там был хутор, несколько домов и хозяйственные постройки. От них мало что уцелело.

— Да. Они давно заброшены. — Эльфави подняла венок и снова опустила.

Ворон пристально посмотрел на нее и поправил:

— Уничтожены.

— Да? Ну конечно. Я слыхала, здесь опасно. Вулкан...

— Это не стихийное бедствие, — перебил ее Ворон. — Я могу отличить. Мы с солдатами расчистили кусты переносным лазером и покопались в земле. У этих строений были деревянные крыши и балки, они обгорели. Мы нашли два почти целых человеческих скелета. У одного из них был раскроен череп, у другого между ребрами торчала ржавая железка. — Он поднес снимки к ее гла­зам. — Видишь?

— Ой! — Она отшатнулась и невольно поднесла руку к губам. — Что...

— Все кругом твердят мне, что на Гвидионе люди никогда не убивали людей, — металлическим голосом продолжал Ворон. — Это не просто редкость, о таком здесь совершенно не известно. И тем не менее когда-то этот хутор подвергся нападению и его сожгли.

Эльфави шумно перевела дыхание. Между тем Тольтеку затопи­ла горячая волна гнева.

— Слушай, Ворон! — бросил он. — Ты можешь сколько угодно изводить несчастных лохланских крестьян, но...

— Не надо, — попросила Эльфави. — Пожалуйста.

— Все ли дома здесь разделили ту же судьбу? — Ворон бросал эти вопросы ей в лицо негромко, но они все равно звучали как выстрелы. — Выходит, люди покинули эти холмы из-за того, что жить в изоляции опасно?

— Не знаю. — Эльфави никогда еще не говорила таким срыва­ющимся голосом. — Я... как-то видела развалины... никто не знает, что с ними случилось. — И вдруг она вскрикнула: — Ты же знаешь, история рассказывает не обо всем! А ты сам, тебе известны все ответы на все вопросы о твоей планете?

— Конечно, нет, — ответил Ворон. — Но будь это моя планета, я бы по крайней мере знал, почему все дома здесь построены как крепости.

— Как что?

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Но ты меня уже об этом спрашивал... я тебе все рассказала, — запинаясь, проговорила она. — Прочность дома, прочность семьи... это символ.

— Я слышал этот миф, — сказал Ворон. — Ты меня также уве­ряла, что никто не понимает мифы буквально, они — всего лишь поэтические абстракции. Ваша прелестная сказочка об Анрене, создавшем звезды, не помешала вам прекрасно овладеть астро­физикой. Итак, от чего вы защищаетесь? Чего вы боитесь?

Эльфави вся сжалась и отпрянула назад:

— Ничего. — Язык плохо ее слушался. — Если... если... если бы что-нибудь было... мы бы наверняка придумали против этого ору­жие получше... луков и копий. Люди страдают — от несчастных случаев, от болезней и старости. Они умирают, уходят в Ночь... но это и все! Больше ничего не бывает!

Она стремительно развернулась и убежала.

Тольтека шагнул к Ворону, который, прищурясь, смотрел де­вушке вслед.

— Повернись, — сказал он, — я сейчас вышибу из тебя дух.