Миры Пола Андерсона. Том 19

Андерсон Пол Уильям

«Поскольку флотилия приближается к точке равновременья, действовать необходимо безотлагательно. Планы колонизации от­меняются. Приказываем экспедиции — повторяю: приказываем — вернуться на Землю. Декрет об образовании аннулирован (человек, передающий сообщение, не может быть уверен в том, что пер­вый радиолуч был пойман), апелляции о дальнейших уступках будут рассмотрены надлежащими инстанциями. Напоминаем кон­ституционалистам, что их первейший долг — отдать свои силы на благо

служения обществу».

Годится? Коффин прочел текст еще раз. Он не противоречит первому посланию, только превращает приглашение в приказ, буд­то кто-то с каждым часом все больше теряет терпение. (А картина нарастающего правительственного хаоса вряд ли кому покажется привлекательной, верно?) Фраза насчет «надлежащих инстанций» подчеркнет, что на Земле свободы слова по-прежнему нет и что бюрократы могут возобновить действие школьного декрета, как только захотят. Напыщенность же последнего предложения должна вызвать раздражение у людей, повернувшихся спиной к тому, во что превратилось земное общество.

Хотя кое-что можно подправить... Коффин вернулся к работе.

Записав окончательный вариант, он с изумлением обнаружил, что прошло уже два часа. Так много? На корабле было совсем тихо. Чересчур тихо. Коффин с запоздалым ужасом осознал, что его могли застукать в любую минуту.

Пленка крутилась весь день, но обычно ее проверяли и стирали каждые шесть или восемь часов. Коффин решил записать свою передачу так, чтобы создавалось впечатление, будто она получена семь часов спустя. Мардикян уже вернется с дежурства в морозил­ке, но скорее всего ляжет спать, а запись прокрутит перед самым собранием.

Коффин повернулся к вспомогательному магнитофону. Нужно пропустить записанный на пленку голос через систему, чтобы из­менить его до неузнаваемости. И, конечно же, сделать его невнят­ным — то затухающим, то прорезающимся вновь, — а фон напол­нить визгом, шумом и треском звездных разговоров. Нелегкая зада­ча, особенно в невесомости. Коффин погрузился в нее с головой. Да он и не мог иначе: он боялся остаться наедине со своими мыслями.

Включим вот этот модулятор, добавим колебаний... Где там у нас логарифмическая линейка? Какое количество звука тебе надо?..

— Что вы делаете?

Коффин обернулся. Сердце сжалось, словно кто-то вцепился в него пальцами.
–

В дверном проеме плавал сонный Мардикян; разглядев, кто вторгся в его владения, он испуганно вытаращил глаза.

— Что случилось, сэр? — спросил радист.

— Вы же на вахте, — выдавил Коффин. — На дежурстве в моро­зилке.

— У меня перерыв, сэр. Я подумал, что проверю...

Радист вплыл в радиорубку. На фоне измерительных приборов и трансформаторов он был похож на какого-то футуристического святого. С юного черного лица срывались блестящие капельки пота и крохотными шариками устремлялись к вентиляционной решетке.

— Убирайся, — прохрипел Коффин. И тут же добавил: — Нет! Я не то хотел сказать! Стой где стбишь!

— Но...

Капитан без труда читал мысли радиста: Если старик, не дай Бог, спятил от космической лихорадки, что с нами со всеми будет ?

— Слушаюсь,

сэр.

Коффин облизал пересохшие губы.

— Все о‘кей, — сказал он. — Я просто не ожидал тебя здесь уви­деть. Все мы немного на взводе сейчас, поэтому я на тебя и наорал.

— П-прошу прощения, сэр.

— Есть тут кто-нибудь еще поблизости?

— Нет, сэр. Все на дежурстве или...

А на лице отразилось: Зачем я ему об этом сказал? Теперь он знает, что мы здесь одни!

— Все о‘кей, сынок, — повторил капитан. Но голос его скрипел не хуже пилы, разрезающей кость. — У меня тут кое-какие дела... Э-э-э... Вернее, я тут немного покрутил пленки... и...

— Да, сэр. Конечно.

Поддакивай ему, пока не сумеешь выбраться отсюда и найти мистера Киви. Пускай он берет на себя ответственность. Я не хочу! Не хочу быть главным шкипером, без посредников между мной и небе­сами! Это для меня чересчур. Этак и спятить недолго.

Мардикян затравленно озирался. Взгляд его упал на черновые записи Коффина, которые тот не успел уничтожить.

Тишина сгустилась.

— Ну вот, — наконец проговорил Коффин. — Теперь ты знаешь.

— Да, сэр, — послышался сдавленный шепот.

— Я собираюсь подделать радиопередачу.

— Н-н-н... Да, сэр.

Поддакивай ему! Ноздри у радиста трепетали от ужаса.

— Видишь ли, — проскрипел Коффин, — она должна быть как настоящая. Мне надо их разозлить, чтобы они сплотились вокруг проекта колонизации Рустама. А я буду сопротивляться. Заявлю, что получил приказ о возвращении и не хочу неприятностей на свою голову. В конце концов, разумеется, я дам себя уговорить, хотя и неохотно. Поэтому никто не заподозрит во мне... мошен­ника.

Мардикян беззвучно шевелил губами. Коффин видел, что ра­дист близок к истерике.

— Другого выхода нет, — сказал капитан и выругал себя за суровый тон. Хотя, наверное, ни один оратор в мире не смог бы сейчас убедить перепуганного парнишку. К тому же он, Коф­фин, понятия не имел, как предотвратить нервный срыв, ибо сам никогда не бывал на грани истерики. — Это будет наша тайна, твоя и моя.

Нет, все без толку. Неопытному Мардикяну легче поверить в то, что капитан рехнулся, чем представить себе, как месяц за месяцем будет разъедать людские души одиночество и разочарование.

— Да, сэр, — просипел Мардикян. — Конечно, сэр.

Даже если он действительно согласен хранить тайну, подумал Коффин, он может проболтаться во сне. Правда, я тоже могу; но адмиралу единственному из всего экипажа полагается отдельная ка­юта.

Он аккуратно собрал инструменты и повернулся лицом к ради­сту. Мардикян отпрянул, выпучив глаза.

— Нет, — прошептал радист, — нет. Пожалуйста...

Он открыл рот, чтобы закричать, но не успел. Коффин дал ему по шее. Радист обмяк, и капитан, обхватив его ногами и одной рукой, другой нанес несколько быстрых ударов в солнечное сплете­ние.