Миры Пола Андерсона. Том 19
Шрифт:
Шкипер «Рейнджера», Нильс Киви, был для командующего как дыхание родного дома: маленький бойкий финн сопровождал Коффина и в первом полете к Эридану. Они не были друзьями, ибо адмиралу положено держать дистанцию, но их молодость прошла в одном и том же десятилетии. Вообще-то, подумал Коффин, большинство астронавтов — ходячие анахронизмы. Я мог бы поговорить разве что с Гольдбергом, или Ямато, или Перейрой, не рискуя встретить недоуменный взгляд, если случайно упомяну фамилию умершего актера или спою пару тактов забытой песенки. Но они сейчас в анабиозе. Каждый из нас по очереди выстоит годовую вахту,
— А это было бы занятно, — задумчиво протянул Киви.
— Что? — спросил Коффин.
— Еще раз пройтись по Верхней Америке, половить рыбку в Императорской речке, раскопать нашу старую стоянку, — пояснил Киви. — Были на Рустаме и славные денечки, не одна только работа да опасность.
Коффин подивился тому, как близко, почти в одном русле, текли их мысли.
— Да, — сказал он, вспоминая странные и дикие. закаты над Расщелиной. — Хорошие пять лет мы провели.
— На сей раз все иначе, — вздохнул Киви. — Мне не очень-то хочется туда возвращаться. Мы были первооткрывателями, мы ходили там, где не ступала нога человека. Теперь пионерами будут колонисты, а мы всего лишь извозчики.
Коффин пожал плечами. Он наслушался подобных жалоб еще до старта, и во время полета тоже. Что ж, люди, запертые в замкнутом пространстве, должны научиться терпеливо сносить ограниченность друг друга.
— Надо с благодарностью принимать то, что тебе дано, — сказал он.
— Я вот о чем беспокоюсь, — сказал Киви. — Вдруг мы вернемся домой, а нашу службу уже ликвидировали? Никаких больше космических экспедиций. Если такое случится, я отказываюсь принимать это с благодарностью.
Прости его, воззвал Коффин к своему Богу, не очень-то щедрому на прощения. Страшно, когда рассыпается в прах весь фундамент твоей жизни.
В глазах у Киви вспыхнули искорки.
— Конечно, — сказал он, — если мы прервем полет и сразу повернем обратно, мы еще можем успеть. Не исключено, что там сейчас снаряжают какие-нибудь экспедиции к звездам и включат нас в списки.
Коффин усмехнулся. И снова он не совсем понимал причину своих эмоций — на сей раз гнева и злости
— Я никому не позволю подвергать сомнению целесообразность нашего полета, — отрезал он.
— Ах, оставьте, — сказал Киви. — Будьте же благоразумны. Я не знаю, какие побуждения подвигли вас на этот несчастный круиз. Ваш ранг позволял вам отказаться — только вам из всего экипажа, Вы ведь не меньше меня хотите отправиться в разведывательную экспедицию. Если бы Земле было на нас наплевать, она не стала бы звать нас обратно. Зачем же упускать такой шанс? — Он прервался и взглянул на стенные часы. — Пора начинать совещание! — И включил межкорабельную связь.
Видеопанель ожила четырнадцатью экранами сразу, по экрану на каждое судно. На Коффина уставились встревоженные лица. Корабли, перевозившие только груз да команду в анабиозе, были представлены своими капитанами. На экранах же судов, груженных спящими колонистами, виднелись, кроме шкиперов, еще и штатские представители.
Коффин внимательно осмотрел всех по очереди. Космолетчиков он знал. Они все входили в Сообщество, и даже родившиеся гораздо позже Коффина были чем-то на него похожи. На всех лежал отпечаток дисциплины ума и тела, а глубоко в душе — мечта, подчинившая себе всю жизнь: новые горизонты под новыми солнцами. Хотя подобного рода поэзией никто из них не увлекался, слишком много было повседневных забот.
Колонисты — дело другое. Хотя что-то общее было у Коффина и с ними. Почти все они выходцы из Северной Америки, у них научный склад ума, и они питают глубокое недоверие к правительству. Но верующих среди конституционалистов немного, да и те в основном или католики, или иудеи, или буддисты — в общем, иноверцы. И все без исключения погрязли в характерном для новой эпохи грехе потворства своим желаниям: у всех у них на скрижалях написано, что ни один закон не властен над личной моралью и что свобода слова может быть ограничена лишь там, где она переходит в клевету. Коффин порой ловил себя на мысли, что с радостью распрощается с ними навеки.
— Все готовы? — начал он. — Прекрасно, приступим к делу. Наш офицер-радист, к несчастью, оказался чересчур болтливым. Он разг> ворошил осиное гнездо... — Коффин увидел, что идиома осталась для многих непонятной. — Он возбудил недовольство, угрожающее всему проекту. Мы должны как-то решить этот вопрос.
Конрад де Смет, колонист со «Скаута», ехидно усмехнулся.
— Вы предпочли бы просто умолчать о сообщении, верно? — спросил он.
— Это упростило бы нам жизнь, — натянуто отозвался Коффин.
— Другими словами, — сказал де Смет, — вы лучше нас знаете, чего мы хотим. От подобного высокомерия, сэр, мы как раз и надеялись избавиться. Никто не имеет права утаивать информацию, важную для общества.
Тихий насмешливый голос проговорил из-под маски:
— И вы еще обвиняли Коффина в склонности к чтению проповедей!
Глаза командующего устремились к экрану с изображением женщинй. Он не мог разглядеть ее под бесформенным балахоном и маской, но он встречался с Терезой Зелены на Земле, во время подготовки к полету. Ее голос вдруг вызвал у него в памяти бабье лето на лесном косогоре столетие назад. Уголки 1уб непроизвольно поползли кверху.
— Благодарю вас, — сказал он. — Вы полагаете, мистер де Смет, что вы знаете, чего хотят спящие колонисты? Что вы вправе за них решать? К сожалению, мы не можем разбудить их для голосования, даже если будить только взрослых. У нас попросту нет места. И регенераторы воздуха не в состоянии обеспечить столько кислоррда. Вот почему я не хотел ничего сообщать до прибытия на Рустам. А оттуда желающие могли бы вернуться на Землю вместе с флотилией.
— Мы можем будить их по нескольку человек и после голосования сразу погружать в анабиоз, — предложила Тереза Зелены.
— Это займет не одну неделю, — сказал Коффин. — Вам известно лучше, чем мне, что метаболизм трудно остановить и так же трудно опять привести в норму.
— Если бы вы могли увидеть сейчас мое лицо, — сказала она, опять со смешком в голосе, — я изобразила бы на нем «аминь!». Мне так надоело возиться с безжизненной человеческой плотью, что... В общем, я рада, что все они женщины и девушки. Заставь меня кто-нибудь делать массаж и уколы мужчинам, я дала бы обет безбрачия.
Коффин покраснел и выругал себя за это. Оставалось надеяться, что на ее экране ничего не будет заметно. Он увидал, как ухмыльнулся Киви. Чтоб он провалился!